— Бедная Фрейлис!
— Не стоит меня жалеть, Тизана. То, что произошло,— к лучшему. Правда, чуть-чуть горько. Он ничего не стоящий пустозвон, я поняла бы это рано или поздно, а так — расстались, и я буду толковательницей снов и воздам за это службой Дивине, ведь в противном случае осталась бы никем. Понимаешь?
— Понимаю.
— И мне совсем не хочется быть просто чьей-то женой.
— Мне тоже,— согласилась Тизана. Она понюхала новое зелье, одобрительно кивнула и начала прибирать рабочее ложе, пряча под покрывало пузырьки. Фрейлис, думала она, такая заботливая, нежная, понимающая — женская добродетель. Ни одной из этих черт Тизана не могла найти в себе. Она считала себя толстой, грубой, сильной, способной противостоять любому унынию, но не очень-то мягкой и определенно бесчувственной в нюансах нежных дел. Тизана понимала, что мужчины не всегда любят только нежность и понимание, но все же в этом что-то было, и Тизана всегда верила, что она слишком груба и толста, чтобы быть по-настоящему женственной. Поэтому Фрейлис, невысокая, хрупкая, с нежной душой, казалась ей почти неземным существом. Фрейлис, думала Тизана, станет Высшей толковательницей снов, интуитивно проницающей сознание тех, кто придет к ней за помощью, советы будет давать точные и ясные. Властительница Острова и Король Снов, когда они по-разному навещают сознание спящих, часто говорят загадками, и труд толкователей заключается в том, чтобы стать собеседником этих внушающих благоговение сил и разъяснять то, что они хотят сказать получившему послание. В этом была страшная ответственность. Своей деятельностью толкователи могли создать или разрушить личную жизнь любого получающего послания. Фрейлис работала отлично: она точно знала, где быть строгой, где легкомысленной, а где утешить и ободрить. Как она узнавала? Жизнь. Ее опыт в любви, счастье, страданиях. Даже не догадываясь о многом из прошлого Фрейлис, Тизана видела в холодных серых глазах стройной женщины знание, и это знание стоило больше, чем все трюки и ухищрения, необходимые в выбранной профессии, которым она выучилась в главном здании. Тизана имела серьезные сомнения относительно своего призвания как толковательницы снов, тем более, что она ухитрилась пропустить всю страстность шумного мира Фрейлис. Жизнь ее — слишком устойчивая, как сказала бы подруга,— была прикована к одному-единственному месту на свете. Жизнь в Фалкинкипе… Вставать с восходом солнца, убраться, закусить, поработать и лечь спать, хорошо поев. Ни бурь, ни сдвигов, ни волнений, ни честолюбивых устремлений, ни настоящей боли — так откуда ей как следует понять тех, кто страдает? Тизана думала о Фрейлис и об изменившем ей любовнике, изменившем мгновенно, едва ее неоформившиеся планы не совпали с его собственными; потом мысли ее перескочили на свои любовные романы, происходившие, как правило, на гумне, такие легкие, такие заурядные когда два человека сходились на какое-то время и так же расходились, без боли, без страдания. Даже когда она занималась любовью последний раз перед отправкой сюда, все было просто и заурядно: два борющихся здоровых тела, легко соединяющихся с негромкими вскриками и быстрой дрожью наслаждения; потом они расстались. Ничего больше. Она скользила по жизни без шрамов, без страданий, без отклонений. Как тогда оценивать других? Если их затруднения и противоречия ничего не значат для нее? Возможно, она потому и боялась Испытания, что к ней, наконец-то, заглянут в душу и поймут, что она не годится в толкователи снов,— слишком проста и наивна. Какая ирония, что теперь ей приходится сожалеть о прошлой безмятежной жизни!
Руки задрожали. Она подняла их и внимательно осмотрела. Крестьянские руки, большие и грубые, грубые крестьянские руки с толстыми пальцами тряслись, будто туго натянутые нити. Фрейлис, заметив жест Тизаны, опустила их и взяла в свои, еле сумев охватить тонкими изящными пальчиками.
— Расслабься,— шепнула она с нажимом. — Не о чем тревожиться.
Тизана кивнула.
— Который час?
— Тебе время заниматься с новициями, а мне совершать обряды.
— Да-да, хорошо, идем.
