Не задумываясь об опасности, он быстро достал складной нож и спросил Леху:
— У тебя есть?..
Тот кивнул головой и вынул из ножен финку.
— Давай за мной! — выдохнул сержант и, пригнувшись, побежал за мародерами; Хорьков метнулся вслед за ним.
В одно мгновение они догнали врагов и пустили ножи в ход: не успев даже вскрикнуть, бандиты упали на снег. Освободившийся от их хватки Рабинович неожиданно вскочил, и резво понесся к ограде лагеря; Леха бросился за ним с криком «Стой, дурак!» и не смог бы, наверное, догнать ошалевшего от страха подполковника, но из темноты за оградой лагеря навстречу им ударила автоматная очередь. Оба залегли и поползли за угол убежища подальше от фонтанчиков, взрываемых пулями.
Им здорово повезло: неизвестные стреляли на голос, наугад, потому и не попали; только разглядев лицо Орлова, Рабинович сообразил, что это свои выручили его из беды. Александр скомандовал:
— Всем в убежище!
Захватив оружие, они ринулись туда — и вовремя: в их сторону уже шло несколько чужих солдат, старавшихся разглядеть в темноте, куда били трассеры из-за ограды лагеря.
Лешка хотел сбить преследователей из автомата, но Орлов одернул его:
— Ты что?.. Другие прибегут!
Вместе ввалились в подземелье; бросив оружие под нары, попадали на свои постели.
— Что там? Что там? — спрашивали со всех сторон.
— Потом!.. Тихо всем! — крикнул Александр. — Никто не выходил, все были здесь! Всем понятно?..
Не успел он ответить, как в убежище ввалилось с десяток казаков. Один из них двинул в ухо попавшемуся на пути работяге, дал в потолок короткую очередь из автомата и рявкнул:
— По местам!
Захватчики двинулись между рядами нар, переговариваясь и осматривая пол убежища, а также руки и обувь его жильцов. По их словам всем стало ясно, что ищут неких беглецов.
Спустя минуту один из них крикнул:
— Саенко, не найдем мы тут никого… не разобрать ни хрена, темно!
Тот, кто стрелял в потолок, негодующим тоном ответил:
— Сам бачу!
Потом схватил за грудки пожилого рабочего и спросил:
— Хто щас сюда зашел?
Тот пробормотал, запинаясь от страха:
— Я н-не знаю, я с-спал!..
Саенко отбросил беднягу, громко захохотал и переспросил, мешая русские и украинские слова:
— Это ты спал, когда тут така кутерьма? Хлопцы, вин спал… га-га-га-га! Кажи, коцебук: хтось заходыв?.. Кажи, бо застрелю зараз! — и упер ствол автомата в лоб несчастному.
Не вызывало сомнений, что он и впрямь выстрелит, но еще скорее того допрашиваемый мог сам не выдержать и указать на Александра и Лешку — окружающие уже поглядывали на них. Ситуация сложилась критическая, надо было что-то делать.
У Орлова дрожали руки, он лихорадочно соображал, не зная, как разрешить ситуацию… Лешка потянулся к автомату под нарами. Вдруг дверь в убежище распахнулась и кто-то, ворвавшись в него, закричал:
— Уходим, атаман приказал!.. Давай, живо!
Казаки шумно затопали наружу.
С минуту еще все сидели тихо, боясь пошевельнуться от пережитого ужаса; никто из жильцов убежища не находил слов, чтобы прервать гнетущую тишину. Стрельбы уже нигде не слышалось, шума голосов тоже.
Напряженность разрядил, наконец, Лешка, весело спросивший:
— А где Рабинович-то, в рот ему дышло?..
Сидевшие рядом с ним переглянулись, а из-под нар раздался тоненький жалобный голос:
— Я здесь, понимаете ли, я здесь!.. Не надо только, прошу вас, никакого дышла!
Кто-то засмеялся, за ним другой, и все помещение взорвалось громким хохотом уже всех в нем присутствующих.
Ржали до слез, до кашля — почти до икоты, успокаивая таким неожиданным образом взвинченные до предела нервы. Хохотал даже тот пожилой работяга, которого допрашивали бандиты — шутка ли в деле: живой остался!
Постепенно стали успокаиваться. Вытирали глаза, сморкались, тянулись за водой. Лешка спросил Орлова:
— Ну че, я гляну пойду… че там?
Тот кивнул в ответ и предостерег:
— Оружие не бери, опасно!
Хорьков тоже кивнул и вышмыгнул на улицу. Через минуту появился и сказал:
— Все, ушли они, можно выходить!
Александр посмотрел на часы, на них было начало шестого.
Светать стало лишь в семь утра, а до того времени по лагерю бродили и бродили растерянные люди. К рассвету выяснился масштаб потерь: перебита большая часть роты охраны, ранены шестеро рабочих; сожжены все палатки, исчезли продукты из палаточных столовых. В живых не осталось ни одного офицера-строевика: все они жили в убежище охраны, и были убиты в бою с захватчиками; теперь некому стало организовать людей, и отдать какие бы то ни было распоряжения, в которых пострадавшие очень нуждались сейчас.
