Дежурная не может и не хочет менять ситуацию этого устаревшего отеля, принадлежащего нескольким наследникам одновременно, которые никак не могут договориться относительно его реконструкции. Она отвечает: «Это обычное дело, когда кран шумит. Надо его поплотнее затянуть». Госпожа Мюкерт: «Все дело в том, как его открывать. Скажите это моему соседу». Дежурная говорит: «Это господин Позаловски, я не могу ему этого сказать. Если он снял номер, то может открывать кран сколько ему вздумается».
Госпожа Мюкерт молча поднимает сумку, ее лицо красное от гнева. Она не собирается больше тратить нервы на этот разговор, который ничего не даст. В этой краткой жизни от нее постоянно требуют работы, но вот никто не желает заботиться об остающихся ей после выполненной работы бренном теле, нервах и желаниях, которые она надеялась поправить в этот короткий отпуск (впервые за три года), слепить
как вазу, что разбита
и будет склеена синтетиком,
чтобы смотрелась, как и раньше,
с бороздками на склейках,
которых прежде не было на ней.
От каждого по способностям, никому по потребностям:
Ты плохо у жизни учился,
если руки не заметил,
убивающей — из жалости.
Директор одной западногерманской университетской клиники принадлежал к той элите, благодаря которой репутация немецкой медицинской школы сохранилась и «после всеобщего упадка немецких университетов». Уже немало лет он страдал от переутомления. После изнурительной недели — из-за множества обязанностей и ответственных решений, за которые он отвечал, он самому себе казался причиной собственного переутомления, в то же время он делал все это не добровольно, а как элемент механизма конкуренции всех директоров клиник, да и вообще всех тех, кто представлял на конгрессах врачей таинства медицинской науки, вынуждая друг друга быть на высоте (стоило им только сдать или в отношении природы — то есть наступающих болезней, научных проблем, с одной стороны, или в отношении наступавших им на пятки молодых коллег, с другой стороны — и здание этой цивилизации рухнуло бы), — после такой вот недели нервотрепки профессор Ф. оказался в страстную пятницу в университетском кино. Профессора обвинили в том, что он схватил сидевшего рядом с ним мальчика за мошонку и гладил его голые ноги. В полицейском участке заведующий кафедрой заявил, что ничего такого не знает и что если нечто такое и случилось, то он действовал бессознательно. Полицейским было ясно, что шестидесятилетнему мужчине было стыдно. Он сел в свою машину и поехал в лесок в горы, где впрыснул себе смертельную дозу яда. «Преступник нередко оказывается недостоин содеянного: он старается его преуменьшить и отречься от него».
По мнению бывшего куратора университета Р., вместо того чтобы решиться на уход из жизни, было бы лучше найти вариант помилования при условии, чтобы этот врач мог получить работу в поликлинике, персонал которой взял бы его под защиту в таком несчастье, которое случилось с профессором Ф. Правда, и куратор Р. не мог сказать, где находится подобная поликлиника и соответствующий персонал.
Удар и контрудар
Предприниматель Дёльсдорф всю неделю работал на полную катушку. Не исключая и страстной пятницы. Теперь, в субботу, он уже не может себя «заставить». В отеле его разбудили в семь, в девять улетает самолет. Он рассеян, долго собирает вещи. Звонит по телефону, снова начинает перекладывать вещи в чемодане. Несется по шоссе к аэропорту, оставляет машину на стоянке. Он уже опаздывает, и ему приходится бежать с чемоданом и сумкой 1,2 километра от машины до регистрации отлетающих. Хорошее упражнение, позволяющее проверить его физическую форму. Он вспотел. За девять минут до отлета он стоит у регистрации. Пассажиры уже в самолете.
Стюардессы окидывают оценивающим взглядом примчавшегося потного человека, излишне возбужденно просящего допустить его на борт. «Самолет уже полон». — «Но я бронировал». — «Самолет в дальней части аэродрома, у Кельстербаха, далеко. Если мы будем заниматься каждым, кто появится за девять минут до отлета, все расписание развалится».
Он говорит: «Ну пожалуйста». — «Бронь снимается за десять минут до отлета».
