В таком случае почему, собственно, для России должны действовать те же параметры, что и для Англии или Франции? Тут брата Битова охватывает энтузиазм. Все времена отличаются друг от друга, британский век и век русский определенно оказываются несоизмеримыми. Времена континентов и их обитателей, утверждает Битов, тем не менее связаны друг с другом морфическими полями. Таким образом, ПОТОК ВРЕМЕНИ оказывается в конечном итоге синхронным. Да и вообще нет уверенности в том, что Великая французская революция по своему происхождению французская. Новое время может происходить совсем из других мест, чем то, где начинаются события (поверхность). Мы установили, что движущиеся синхронно души есть в России, в Центральной Германии, в Ташкенте, а также в Португалии и ее восточноазиатских колониях.
В горном монастыре Битова почти нечем топить. Зимой для него самый простой способ согреть руки — это приложить их к корпусу компьютера.
Время добродушием не отличается
Автор трактата, озаглавленного РВУЩЕЕСЯ ВРЕМЯ (рукопись была еще далеко не завершена, хотя издательство уже напоминало о сроках), попал во время поездки на автомобиле из Рима на север Шлезвиг-Гольштейна в ситуацию МГНОВЕННО НАСТУПИВШЕГО ГОЛОЛЕДА, превратившего 23 декабря 1999 года дороги Германии в настоящую ловушку. Поспешность, с которой он пытался умножить ЗАПАС ВРЕМЕНИ ДОМА НАКАНУНЕ СОЧЕЛЬНИКА, для продуктивной мыслительной работы, для обретения вдохновения, стала причиной того, что его машина свалилась под откос. Из-за тяжелых переломов его возвращение домой затянулось на несколько недель. Его близкие принесли ему в больницу елочную гирлянду, составленную из трех частей; она освещала отделение реанимации. Теперь у него было достаточно времени для работы над рукописью.
С издателем он созвонился сразу же после Нового года. Издатель усомнился в удачности заглавия. Трактат в качестве обозначения жанра был, по его мнению, слишком старомодным словом, а выражение «Рвущееся время» не очень благозвучно и к тому же из-за неоднозначности может вызвать недоумение у читателя. То есть публика может запутаться в предположениях о том, в каком смысле время рвется.
Автор заявил на это, что в таком случае придется пойти на подробные разъяснения в предисловии и на суперобложке. Заглавие изменению не подлежит. Относительно обозначения книги как трактата он был готов к компромиссу. Автор и издатель сошлись на том, чтобы не обозначать жанр книги вообще.
Что же касается существа дела, то рассуждал Фред Кельпе вот о чем: время рывками стремится в будущее, и в то же время оно порывами обращается к прошлому, где накоплена огромная масса оторвавшегося, отброшенного по пути и ожидающего в своего рода отстойнике возможности возвращения. Это отброшенное представляет собой резерв, сокровищницу человечества. Зато жизнестойкость увлеченного порывом в будущее зависит от того, смогут ли своевременно последовать за ним более медлительные обстоятельства современности (иначе прорвавшееся в будущее погибнет).
Автор пишет при этом, что способен слышать разрыв времени. Не просто видеть по реакции жертв (обезображенных городов и людей), нет, этот разрыв можно услышать как «пронзительный вскрик самой вещи». Рвущееся время, считает Кельпе, это единственный образ судьбы, ощутимый прежде, чем последует сам удар. Его можно также, продолжает Кельпе, уподобив движению моря, назвать дрейфом времени. Течение несет корабль жизни.
Однако этот процесс мощнее моря. И он более избирательный. Чуть в сторону, несколькими мгновениями раньше или позже — и время уже не будет рваться. Человек в пяти метрах от разрыва времени спасется.
Размышляя о разрывах времени, в которых исчезает жизнь, Кельпе делает вывод о несправедливости космоса. Ведет ли путь через эти разрывы в бездну, а оттуда — к глубинному течению, из которого возникает новое? Именно по поводу этого в трактате неоднократно выражается сомнение. Часть живых существ (или сконструированных живыми существами вещей), родные края и общественные установления выбивает, словно молнией богов, из действительности, и они не достигают при этом области возможного. Таково проклятие Кроноса, неукротимого чудовища, которого мы принимаем за время.
