— Их можно было бы загримировать?
— Многое можно сделать с помощью освещения.
— Но как же вы выходили из положения?
— Мы снимали их со спины. Одна большая фигура на первом плане, остальные участники мрачного финала действуют в глубине кадра. Фильмы черно-белые, так что некоторые вещи, например цвет волос, могли совпадать лишь приблизительно.
— Не снижает ли трагический настрой отсутствие крупного плана?
— При очень крупном плане, например, когда снимаются только глаза, опять-таки можно добиться сходства между разными исполнителями. Мы этим пользовались. Не забудьте и о музыкальном сопровождении немого кино.
— С художественной точки зрения это была мастерская по производству подделок?
— Это было импортно-экспортное предприятие.
— Реакция соответствующей публики на Russian endings и American endings указывает на определенную поверхностность взгляда кинозрителя. Верно ли это?
— Зритель готов прощать. Он участвует в процессе. Он дополняет.
— А у Вальтера Беньямина речь идет о том, что пролетарский зритель является профессиональным экспертом фильмов.
— Наша практика этого не подтверждает.
— Можно ли подкупить зрителя?
— В том, что их интересует, они неподкупны.
— В какой степени, если они вообще не замечали «фальшивых финалов»?
— Значит, это их не интересовало. Главное, чтобы был тот финал, который нужен.
— Свойственна ли зрителям терпимость?
— Они не терпимы, но инертны. Они никогда не прощают, если финал оказывается неподходящим.
В то время, когда проходила эта беседа, в марте 1941 года Лещенко, у которого был финский паспорт, снабжал Швецию переделанным в гамбургской студии итальянским и румынским кинокитчем. Деловые контакты с Россией оборвались в 1937 году. Для шведской публики было необходимо в первую треть фильма включить ударные порнографические сцены высокого художественного уровня. Техника была проста. Камера переходила с крупного плана шеи, блузки, лица на жадно ищущие руки, срываемые одежды — тоже крупным планом. Ключевые моменты теперь, в звуковом кино, могли быть обыграны более успешно: за счет шумов, шепота. Взгляд из окна: на улице темнеет, наступает ночь. У Лещенко было в запасе множество таких приемов. С помощью нескольких крупных кадров и звукового сопровождения можно было создать массу иллюзий, не провоцируя при этом изображаемой через детали сексуальной сценой цензуру (которая в Швеции до 1944 года была снисходительной).
— Чем вы объясните, господин Лещенко, что воображение зрителей в темноте кинозала оказывается гораздо сильнее, чем в реальной жизни, если предполагать, что фильм следует вкусу публики?
— Я знаю только, что оно работает, но не знаю, почему.
— Причем и в России, и в Швеции.
— И в США тоже.
— А в Шанхае?
— Предполагаю, что да. Однако там вкус другой.
Лещенко не считал свои переработки ни фальшивкой, ни обманом. Он говорил об ИННЕРВАЦИИ, словно зрители сами ведут себя как экспонируемая пленка. Пропагандистские фильмы, обращающиеся к ясному сознанию, он последовательно отвергал. Ни один из них он не брался экспортировать в другую страну.
Мне, берегущему каждую монету в 25 центов, приехавшему два года назад из Одессы в Нью-Йорк, выпало счастье быть техническим помощником великого Эдвина С. Поттера. Инженер Поттер работает режиссером в кинокомпании Эдисона. Я как передовой разведчик нахожусь на месте уже с четырех часов утра. Увеселительные заведения Кони-Айленда, место нашей съемки, еще спят. Солнце должно вот-вот подняться из моря.
Чудовище, по виду не отличавшееся от других слонов, не таило никакого коварства во взгляде своих круглых глаз, оно стояло в своем шатре, устланном соломой, «в ожидании исполнения приговора». Служители, как я полагаю, его не любили, потому что он убил трех их коллег. Они следили за ним, как полагалось по инструкции. И в этот момент животное перемалывало в своей пасти кормовую свеклу и сено. Свои злодеяния слон, наверное, забыл или вообще никогда не воспринимал их как некую «вину», он доверчиво вступал в утро.
Через два часа доставили камеру. Служители вывели осужденное животное на свободную площадку, огороженную от зрителей канатами. От левой задней и правой передней ноги слона тянулись электрические провода: слоны двигаются иноходью, так что достаточно было парализовать по одной ноге с каждой стороны, чтобы сделать его неподвижным.
