Будучи сам папуасом, я эту тенденциозность хорошо вижу. Все я это знаю не понаслышке, включая главную погремушечью трещалку – пьянство. Но. Я знаю и другое, о чем в книге не упомянуто. Ведь в ней нет НИ ОДНОЙ истории о НОРМАЛЬНОЙ жизни. Трудной, с болячками, с драмами, со всем, что бывает, но при этом все же нормальной, без поножовщины и мордобития, без рвотного алкоголизма. Я думаю о папе и маме своих (тоже ведь из «простых» поднялись и меня с братом подняли), об их друзьях и знакомых, о своих друзьях и знакомых, в том числе совсем с виду посконных. В конечном итоге о тех, кто наперекор всему занимался и занимается чем-то созидательным, а не тащит на себе с непременными страданиями идею богоспасаемой нации.
О разрушении, о выживании, о претерпевании, о мучениях, иногда даже о людях добрых и выполняющих свой профессиональный долг (что выглядит геройством на общем фоне) у Понизовского есть, о созидании, извините за высокое слово, нет ничего или в проброс. Ибо – не укладывается в концепцию.
В чем концепция? Это отдельный разговор.
На задней сторонке обложки – восторженные цитаты. В том числе из Леонида Парфенова: «В этой книге вся Россия рассказала о себе от первого лица».
Да нет, не от первого и не вся. А та, которую захотел услышать автор. Есть в грамматике понятие: «несобственно-прямая речь». Когда автор говорит или думает за своего персонажа. Здесь оно применимо вполне, хотя речь и прикрыта документальными монологами. Ошибается уважаемый Парфенов, в книге не Россия о себе рассказала, автор о ней высказался. Как оно, в общем-то, всегда и бывает. В данном случае еще и с самыми благими намерениями. Даже журнал «Фома» одобрил.
При этом ладно, сами папуасы еще разберутся. Но когда книгу переведут (а ее обязательно переведут, уверен), то ведь иностранные читатели о нас, туземцах, так и будут думать. Вот что обидно.
И вспоминается злой Щедрин, его сказка «Коняга», где крестьянский одр упирается во все копыта, отдавая богу душу от непосильных тягот, а вокруг стоят Пустоплясы и его нахваливают.
«Один скажет:
– Это оттого его ничем донять нельзя, что в нем от постоянной работы здравого смысла много накопилось… <…>
Другой возразит:
– …Не это поддерживает в Коняге несокрушимость, а то, что он в себе жизнь духа и дух жизни носит!
Третий молвит:
– …Совсем не потому Коняга неуязвим, а потому, что он “настоящий труд” для себя нашел. Этот труд дает ему душевное равновесие, примиряет его и со своей личною совестью и с совестью масс, и наделяет его тою устойчивостью, которую даже века рабства не могли победить! <…>
А четвертый (должно быть, прямо с конюшни от кабатчика) присовокупляет:
– Ах, господа, господа! все-то вы пальцем в небо попадаете! Совсем не оттого нельзя Конягу донять, чтобы в нем особенная причина засела, а оттого, что он спокон веку к своей юдоли привычен. Теперича хоть целое дерево об него обломай, а он все жив».
Очень напоминает диалоги из книги. Просто очень. 130 лет назад написано. Так что, когда Л. Данилкин уверяет, что таким и «должен быть Русский Роман ХХI века» (именно так, заглавными буквами), берет легкая оторопь.
* * *
– Избушка, избушка, стань ко мне передом, к лесу задом!
– А ты где?
– В лесу.
* * *
Стр. Люб. Дошел до 6-й серии, но вернулся опять к 1-й, которую просят фактически переписать.
* * *
Приехал в Саратов.
Мама.
* * *
Сижу на родине дома, почти не выходя. Стр. Люб. И рассказы.
Ощущение, что в голове тумблер, который переключает мозги на разные частоты. Трудно только первые 10 лет… Вспомнил: сидишь на работе[4], один в кабинете, перепечатываешь на машинке рассказ или пьесу, входит начальница, вынимаешь лист, вставляешь другой, тюкаешь текст передачи. Передачи получались так себе, начальство больше всего ругало за плохое владение языком.
* * *
Мо Янь, «Страна вина». Плохой перевод, сочная книга. Вполне перекликается с русской литературой того же времени – 90-е годы. «Магический реализм», оборотни, чернуха, странные люди и существа, но и радость нового времени.
Почему меня всегда так интересовал Китай? С поэзии эпохи Тан началось, с книги переводов. Все с книг начинается. Стало быть, все же они «реки, напояющие» и т. п.
