– Слав, ты только вообрази, как мы продвинем вперед науку и дадим человеку надежду на долгую и счастливую жизнь, – убеждал его Шут.
– Вы не представляете, что собираетесь сделать…
Он был категоричен и неумолим. Валерочка тоже был на его стороне.
– Мы смешаем ежа, ужа и жирафа, мы вырастим соленые огурцы на грядке и булочки на деревьях, – улыбаясь, сказала Ната.
– Это не смешно, в этом я не участвую.
Он ушел, не прощаясь, и нам ничего не оставалось, как начинать без него.
– Мне тоже нужно бежать, – сообщил Валерочка.
И выскочил вслед за Ушковым.
– Два сапога, – Ната недоуменно посмотрела ему вслед.
Инна только пожала плечами. Иногда она даже защищала Валеру, мол, он хоть и мелочен и никчемен, но старателен и усерден, и еще неизвестно что из него завтра получится.
– И не надейся, – сказал Васька Тамаров, – все что надо, из него уже получилось.
– Кому надо-то?! – спросила Ната.
– Никому…
Прошло еще добрых два часа, прежде чем мы начали. Все шло своим чередом, иногда тишину нарушал чей-либо вопрос.
– Слыхали, – просветил всех Юра, – в Японии создан приборчик, который лечит человека воздействием лазерного луча на биоактивные точки кожи, уколом. На расстоянии, дистанционно.
– Лечить на расстоянии, – сказал Шут, – все равно что заниматься сексом по телефону.
– Да, но можно лечить, а можно и…– задумчиво произнес Юра.
– Можно что? – спрашивает Лена.
– Да, – произношу я, – легко…
Я не знаю, чем бы здесь занималась Тина, появись она среди нас. Не знаю… Она же в этих генах ни капельки не смыслила!
В конце октября выпал первый снег. Его нельзя было разглядеть из больших светлых окон, которых никогда не было в нашем подвале – мы могли об этом только слышать из динамика, никогда здесь не умолкавшего и ставшего свидетелем наших побед и поражений.
«… девять часов тридцать минут».
Как раз в эти самые минуты двадцать восьмого октября, в половине десятого утра, и родилась новая эра. Только я один мог это знать. Я и Юра, который произнес, наконец, свое долгожданное:
– Есть…
Сначала это был неуверенный шепот. Но я знал, что этот шепот теперь прогремит не тише залпа сотен орудий.
– Зафиксируй его! – торопливо подсказал Стас.
– Готово!..
– Ура! – крикнула Ната и стала прыгать и хлопать в ладоши.
Стас не сводил с нее влюбленного взгляда. Я тоже любовался ее ловкостью и веселостью.
Затем в наступившей тишине слышалось бульканье сточных вод.
– Ух ты!..
Одного этого восклицания Юры, смотревшего в окуляр своего микроскопа, было достаточно, чтобы все мы, как идущие в атаку, начали орать. Рев стоял колом: мы вопили, визжали, свистели и прыгали, плясали и плакали… Как дикари. Так продолжалось до тех пор, пока хватало крика в глотках и сил в телах.
– Ну что тут такого? – сказал Валерочка.
Никто даже не посмотрел в его сторону.
Отдышавшись, мы выбрались из обветшалых кресел, сбились в кучу и поочередно заглядывали в микроскоп. Каждый хотел видеть это зеленоватозолотистоглазое сияние надежды. Я – тоже.
– Покажите и мне, – просила Анечка, теснясь среди нас, словно мы запрещали ей это видеть.
Я дождался, когда все удовлетворили свое любопытство и теперь были заняты обсуждением увиденного. Затем помог пальцам Аниной правой руки найти микровинт, который они, беспомощно щупая воздух, искали, и дал ей возможность насмотреться. Когда и она оторвала глаза от бинокуляра и встала, я, наконец, уселся на табурет…
– Скажи что-нибудь, – попросил я Аню, устраиваясь поудобней, – тебе понравились клеточки?
– У вас такие сильные и уверенные пальцы, – тихо произнесла Аня.
Припав глазами к бинокуляру, я первое время ничего не видел, поскольку мысли были заняты словами Ани. Но я не оторвал взгляда от микроскопа, чтобы заглянуть ей в глаза, а наслаждался лучистым сиянием клеточек так, как наслаждаются чудом. И был уверен, что таким же божественным светом сияют и ее глаза. Когда же, наконец, я оторвался от микроскопа и повернул голову, чтобы заглянуть в ее глаза, они были закрыты. Она сидела на соседнем табурете, совсем рядом, и лицо ее украшала улыбка невероятного блаженства.
– Ань, – прошептал я, чтобы не дать слететь с лица этой улыбке, – ну как?
