- Остальные отдадут завтра. Вечером принесу.
В общем, так: за неполные две недели моей помощи деду, я получил больше, чем за год пахоты на трех уважаемых должностях.
Можно было ехать за матерью.
Ее увезли в "психушку" две недели назад. Я в это время находился в командировке - освещал ход демократических выборов в одной из отдаленных станиц. Мамка уперла на островок телевизор и холодильник, стулья и стол, обложила все это своей одеждой, облила соляркой и запалила. Что там рвануло? - не знаю. То ли кинескоп в телевизоре, то ли фреон в холодильнике. Слава богу, она к тому времени ушла с островка - отлучилась за новой порцией горючего материала. Когда ее "накрывало", а это случалось осенью и весной, в период беспрестанных дождей, в ее тело вселялась такая силища, что просто диву даешься.
Кто-то из соседей позвонил брату. Тот прислал на место события скорую помощь с нарядом милиции, и мамку определили в закрытый стационар станицы Удобной, больше напоминавший тюрьму.
Я приехал туда с Серегой Журбенко, на, тогда еще, новой "Ниве". "Заключенные" гуляли по двору, окруженному сеткой рабицей метров пяти высотой. Все были в казенных пижамах мышиного цвета. Какая-то лихая бабуся, по виду "смотрящая", сначала стрельнула у меня закурить, а потом выцыганила всю пачку.
Минут через десять вывели мать. Она была потухшая и худая, стрижена на лысо. В застывших глазах застыло смирение и покорность. И тогда я поклялся себе: что б ни случилось, какие бы коленца она не выкидывала, ни в какой "лечебный" стационар я больше ее не отдам.
На придорожном рынке я купил ей конфет, пирожков и сладкой воды. Она ела и плакала, а я думал о том, что за матерью нужен постоянный догляд, что с моей собачьей работой я все реже бываю дома, что веники, если сеять их не меньше гектара, позволят убить сразу двух зайцев. В идеале бы было привести в дом нормальную бабу. Да только какая ж нормальная баба согласится войти в дом, где живет такая свекровь?
В конце октября дедушка Ваня стал усиленно продавать свою половину дома. Он делал это и раньше, чисто из спортивного интереса, чтобы поторговаться. А тут... дело дошло до серьезного. Из Сочи приехала тетя Лида. Я, как "первый покупатель", был поставлен в известность, что дом будет "типа продан", что здесь будет жить младшая сестра ее мужа. Типа - в смысле того, что деньги поступят на счет, но для широкой общественности она ничего не купила, а будет типа досматривать деда.
Никаких претензий, ни финансовых, ни моральных, я не имел.
Той же зимой прикатила из Казахстана фифа в темных очках - вдова профессора и бывший директор ювелирного магазина. При знакомстве со мной, с ее "фамильного" носа упали очки:
- Да?! Это наш родственник?!
Это была кулёма чистой воды. Всю зиму она занималась херней: резала на тонкие полосы рулон туалетной бумаги, а потом, через равные промежутки, наклеивала на них семена морковки. Завела себе большую собаку - породистого кавказца. Держала его на привязи, не выводила гулять и каждый день била за то, что он "срет во дворе". Когда пес первый раз огрызнулся, наняла соседских бомжей, и они закололи его на мясо. В огороде и комнатах развела такой срач, что муж тети Лиды - родной ее брат, приехавший навестить сестру, предпочел ночевать в машине.
Когда по весне дед Иван приехал из Сочи, сразу же забастовал:
- Нет! В этом доме я жить не буду!
Пришлось тете Лиде покупать ему веселую, аккуратную хатку в одной из окрестных станиц. К хатке прилагался огромный, по нашим меркам, участок земли. Старик снова расцвел и постепенно довел свои плантации сорго до половины гектара. Как у него было со сбытом? - этого я не знаю. Но рынок - он и в Африке рынок, и никто лучше деда Ивана не умел договариваться.
Пару раз он приезжал ко мне, такой же порывистый, сухой и поджарый. В свою половину даже не заходил. Сидел на кухне, пил чай, придирчиво рассматривал веники, произведенные мной, делал мелкие замечания.
- Эх, пожить бы еще! - говорил он, прощаясь, - интересно было бы знать, чем все это дело закончится?
Под "всем этим делом", он имел в виду нашу страну.
