Я очистил пазы и шипы от застарелой грязи, промазал углы слоем столярного клея и вставил фанеру в фальц, чтобы выставить прямые углы.
Стекло тогда было в большом дефиците. Большие оконные рамы набирались из множества мелких проемов с форточками, в которые с трудом протиснится взрослая кошка. Поэтому никто не выбрасывал деловые куски, размерами больше школьной тетрадки. Вдруг сгодится на раму для парника? Был и у деда свой небольшой клондайк, где всегда можно выбрать что-нибудь стоящее, очистить от старой оконной замазки, всегда присыхающей намертво, и снова пустить в дело. Поэтому со стеклом я промучился долго. Сказалось отсутствие практики.Только с третьего раза не запорол. Чуть ли ни дышал на него. Отдраил сухой газеткой до полной прозрачности, и только потом вставил на штатное место. Старую газету трогать не стал. "Сельская жизнь" плотнее и толще.
В общем, портрет получился почти таким же, как был. Издали посмотрел - вмятину незаметно, если, конечно, не знать, что она есть. Можно сдавать в ОТК.
Елена Акимовна, конечно же, оценила мой часовой труд. Похвалила, сказала "вумница", а в глазах ни капельки радости. Еще бы, дурная примета. Я принялся ей рассказывать о резонансе, гвозде что сломался от ржавчины, да только она перебила:
- Дед скоро приедет. Нужно будет стекло мокрой тряпочкой протереть, уж слишком оно чистое. Ты уж его не расстраивай, промолчи.
До позднего вечера бабушка гремела посудой. Сегодня у нее это получалось особенно громко. Лишь изредка, на кухне замирали все звуки, и устанавливалась мертвая тишина. Каждый такой раз я выходил из комнаты: не случилось бы что. Нет, все было спокойно. Бабушка сидела на краешке застеленной койки. Раскладывала по цветастому покрывалу колоду старинных карт, которую обычно хранила у себя под подушкой. Тревожное ожидание довлело над бытием. Надолго ли, навсегда?
Мне тоже не думалось, не читалось. Радио раздражало. Я встал и включил свет. Машинально взглянул на тусклую лампочку сквозь приоткрытые веки. И понял внезапно, что означает могильный крест. Это застывшее время. Оно безвозвратно закончилось для тех,
кто под ним.
Я хотел записать эту мысль, открыл ящик комода, чтобы взять авторучку, и снова ударился взглядом о выцветший шрифт старой пожелтевшей газеты. Как я уже говорил, она называлась "Трудовой путь" - орган Парткома, Совпрофа и Исполкома города Армавира - бывшего административного центра Лабинской волости. Две ветхих страницы размером 35 на 52 сантиметра, изданные тиражом 500 экземпляров. Первый сигнальный номер от 1 июня 1922 года. Размеры я оценил профессиональным взглядом редактора, коим успел пробыть ровно четыре месяца.
Газетенка была безграмотной с точки зрения построения фраз, стилистических и пунктуационных ошибок. Да и язык того времени отличался от современного, прямо скажем, не в лучшую сторону. Официальные документы подобострастно копировались. Их, по всей видимости, просто боялись править. Чего стоит только один наезд первых руководителей на все Исполкомы и Сельсоветы, с требованием "немедленно перевести в адрес редакции восемьсот тысяч рублей - стоимость подписки на месяц". Чуть ниже имелась приписка петитом: "Учитывая тяжелое материальное положение комитетов, редакция согласна принимать оплату натурой".
Над всем этим можно было бы посмеяться, если б не правда. Скучная правда, без знаков препинания, похороненная ныне под слоями текущих дел.
Доклад комиссии по проведению "двухнедельника" по проверке работ помощи голодающим согласно циркулярного распоряжения Армпомголода за ╧ 29 от 18/IV за ╧ 1436.
(10 мая 1922 года)
За все время существования Компомгола с 16 августа 1921 года по 10 мая с.г.:
1) Работу свою Компомгола начал с 16 августа 1921 года. За весь период времени существования Комиссии беженцев прошло около 80 000 из коих зарегистрировано по районам 69 569 человек кои и стоят на учете. В станице Лабинской находится:
зарегистрированных по кварталам 636 человек детей
по детским больницам и гражданам станицы Лабинской -157.
2) Меры по борьбе с голодом принимаются согласно циркулярного распоряжения Армпомголода от 24. IV. 22 г. за ╧ 30 берутся процентные отчисления с хлебопекарен частных по 1 ф. с одного пуда (1 п) и гос. ½ ф. с одного пуда (1 п). С мельниц ½ ф. с одного пуда. С предприятий как то маслобойных заводов профсоюзы рабкопа Пищевик - получаются 5 % и 2 % отчисления.
