Обживали эти места государственные крестьяне из-под Харькова и Воронежа. Махнули не глядя, свое крепостное прошлое на вольный статус линейного казака. Жили большими семьями. Одна фамилия - один хутор. Шесть с половиной тысяч гектаров на всех. Было и здесь кого расказачивать.
Колодец с дырявым ведром, накрепко прикованным к ржавой цепи, венчал хуторскую окраину. Тропинка к нему зарастала не первый год. Если он и пользовался популярностью, то, разве что, у проезжих.
Вода в нем казалась безвкусной и слишком уж, теплой. Что пьешь, что дышишь. Приталенный временем ворот, сделанный из цельной дубовой колоды, не скрипел, а как будто бы вскрикивал.
Пили долго. Как будто в последний раз. Пимовна снова повеселела, опять замурлыкала свою бесконечную песню, где первый куплет начинался сразу же после последнего.
- Кто такой волоцюга? - спросил я, когда она прервалась, чтобы хлебнуть водички.
- Тот, кто волочится, бегает за хозяином как собачка. Это, Сашка, песня про молодого, еще необъезженного коня. Кто-то ее написал от великой радости. Жеребенок - это не только прибыток в кубанской семье, обретение верного друга и боевого товарища.
Когда конь и казак сызмальства вместе, они как иголка с ниткой.
Им на войне уцелеть проще. Помолчи, не мешай... ой того-то я коняку поважати буду...
Теперь она пела во весь голос. Бережно лелеяла каждое слово. Со слезой, с душевным надрывом. Я глядел на ее анфас и с горечью вспоминал, с каким воодушевлением Пимовна восприняла закон о реабилитации репрессированных народов.
- Все, Сашка! Наше время вернулось, - торжествовала она, пряча за божницу свой ваучер. - Казачество возрождается! Завтра же еду е Ереминскую. Нехай отдають хату и мельницу!
Никто никуда, ествественно, не поехал. Деньги, что копились на книжке, водночасье превратились в копейки, а знакомый юрист, к которому бабушка Катя обратилась за помощью и советом, так прямо и сказал: "Можно, конечно, попробовать. Только вашему Лешке при должности уже не работать".
О казаках того времени вспоминать не хочется. Дня не минуло, как они поделились на красных и белых. До драки не доходило, но враждовали. Все вместе и каждый в отдельности, люто ненавидели Анатолия Долгополова, которого сами же выбрали сначала своим "батькой", а потом депутатом Государственной Думы. За недолгие месяцы существования районного казачьего общества, там до того успели смениться пять или шесть атаманов. Каждый из них считал, что если бы не интриги завистников, именно он выступал бы сейчас с трибуны здания на Охотном ряду, имел квартиру в Москве, и в составе многочисленных делегаций, выезжал за рубеж.
Как представитель прессы, я несколько раз бывал на казачьем кругу. Видел все изнутри. Сразу же после молитвы, начинались разборки "бывших". Они приходили на круг в окружении собственной свиты, сотрясали над головами свежим номером "Совершенно секретно" с материалом А. Боровика. Там говорилось о личной трусости, нечистого на руку командира 44-го отдельного батальона аэродромно-технического обслуживания подполковника Анатолия Долгополова, который весной 1992 года передал грузинским властям в городе Гудаута 6 БМП с полным боекомплектом, 6 пулемётов, 367 гранат Ф-1 и около 50 тысяч патронов.
По всему выходило, что по сравнению с проворовавшимся батькой, коммунист Пашуто именно тот человек, который достоин представлять казаков в высшем законодательном органе нашей страны. У него, де, еще со времен КПСС, есть давние личные связи с Николаем Егоровым - бывшим паторгом нашего Семсовхоза, а ныне, главой администрации президента Ельцина. Таким властным тандемом, земляки сделают все, чтобы местные казаки "панували", с утра до вечера поплевывали в потолок и пили от пуза на доходы от "Казачьего рынка".
О том, что упомянутый рынок появился у казаков стараниями депутата Госдумы, все почему-то умалчивали. На восьмидесяти гектарах земли, выбитых для общества тем же Долгополовым, тоже работать никто не хотел.
Буквально на несколько дней, записались в казачество и братья Григорьевы. В составе сурового патруля, прошлись пару раз по местам, где лица кавказской национальности торгуют жратвой. Одна папаха на всех, чтоб узнавали. Проверяли прописку. Домой приносили кое-какую добычу, обменивали на самогон. Потом что-то не поделили. Дело дошло до драки. Престарелая мать не стала обращаться в милицию. Позвонила в примемную атамана.
