Неожиданный и ужасный поворот сражения, от которого южане ждали блистательной победы, заставил отступить арагонские войска. Раймунд Тулузский, который бросил свои отряды в Мюре, был там заперт крестоносцами. Французские рыцари, в рядах которых бились тамплиеры, яростно набросились на тулузскую пехоту и искрошили ее в капусту. Духовенство сделало очередную попытку вернуть предводителей южан в лоно церкви. Отчасти это им удалось. Раймунд VI и его вассалы еще раз клятвенно пообещали во всем повиноваться папе римскому. И папа щедро одарил победоносного Симона де Монфора тем, что по праву принадлежало Раймунду Тулузскому — областями Ажене, Альбижуа, Керси и Руергом.
Потери графа были столь велики, что он с отчаянием думал о возможном нападении крестоносцев на его стольный город. Однако Монфор в этот раз не рискнул отправить крестоносное воинство под мощные стены Тулузы. Он копил силы перед рывком. Теперь, как ни невероятно это представить, его целью стало получить земли и титул графа Тулузского.
К этому времени крестоносное войско усилилось отрядами принца Людовика Французского. Но, как отмечали окружающие, два предводителя французских отрядов друг другу не понравились. Еще больше принцу не понравились южные сеньоры — слишком шумные, слишком свободные в поведении, мало почтительные и недостаточно набожные. Он тоже не произвел на них благоприятного впечатления. Впоследствии королю Людовику VIII, правившему всего три года, французские хронисты дали прозвище Лев, но испанцы и итальянцы называли его Больным. Полнокровным южным аристократом он казался жалким со своими многочисленными хворями.
Невзирая на слабое здоровье принца, он и Монфор осадили Тулузу; впрочем, после двенадцати дней осады Людовик решил, что тратить время и силы на осаду нецелесообразно.
Когда же южане узнали о настоятельных советах, данных принцем предводителям крестоносцев, их презрительная жалость сменилась жгучей ненавистью. А предлагал он ни много ни мало «засыпать городские рвы, дабы жителей лишить всякой возможности защиты; потом все башни, укрепления и стены должны быть срыты до основания и сровнены с землей».
Отъем владений у наследственного правителя следовало укрепить решением церковного собора.
Наскоро собранный собор в Монпелье объявил Монфора владельцем земель, которые принадлежали южным баронам.
В 1214 г. граф де Фуа признал свое поражение и примирился с церковью. Он добровольно передал свой неприступный замок папскому легату, пожаловавшему его Монфору. Затем граф отправился в Рим, чтобы перед папским престолом защищать интересы своего сюзерена Раймунда VI и добиться возвращения отобранных у него на соборе в Монпелье земель. Но его пламенные речи не произвели впечатления на клир; напротив, его самого обвинили в том, что он оскорбил Святые мощи, отказавшись склониться перед ними, а его сестра столь далеко отклонилась от пути благочестия, что приняла consolamentum, и граф счел пристойным присутствовать при этой церемонии. Еще более серьезным было обвинение в умерщвлении католических священников.
Де Фуа не отрицал свою вину, напротив, разгорячившись, заявил, что жалеет, что не убил больше.
У графа был свежий цвет лица, и он был очень хорош собой. В страстных красноречивых словах он отстаивал права своего сеньора и свои собственные, клеймя позором образ действий крестоносцев и в особенности присутствующего здесь епископа Фолькета. Он издевался над «этим беглым монахом, этим бывшим жонглером, лживые песни которого пагубны для всякого человека, их повторяющего. Тотчас по своем избрании он зажег в Тулузе такой огонь, что никогда не хватит воды для тушения его. Более пятисот тысяч людей, взрослых и малых, он загубил. Загубил их тело и душу. Клянусь верою, что своими действиями и словами Фолькет более походит на антихриста, чем на римского легата».
Фолькет надменно возражал, но другие прелаты подтвердили слова графа де Фуа о том, что правансальские сеньоры добровольно сдали свои крепкие замки легатам папы, чтобы доказать свою преданность церкви. Они полагались на обещание папы возвратить их земли, как скоро ересь будет побеждена.