— «Адмирал», еще чего… — сказала бабушка из коридора. — Легла на минутку вздремнуть, а вы без меня ни с чем управиться не можете. Вот брошу вас, уеду к Вальке. Тогда узнаете.
— Все время Валькой пугает, — объяснил Зюзин. — Он начальник шахты в Донбассе. Самый старший. А мама моя самая младшая. У бабушки девять детей было. Мама моя самая младшая, — вы не смотрите, что она седая. Она такая стала, когда батя помер, — добавил он негромко и оглянулся. — А Колька где? — спросил он.
— Шастает невесть где, — ответила мать, вытирая стол. — Да вы садитесь, пожалуйста. Не знаю, как вас по имени-отчеству…
— К Димке пошел, — сказала бабушка из другой комнаты. — К тому Димке, что против аптеки живет.
Стукнула дверь.
— Пришел… — пробормотал Зюзин. Но в комнату вместо Кольки вошла девушка.
Она была такая же длинная, как Зюзин, с длинными, большими руками. Нос у нее был вздернутый, но не курносый, а скорее уточкой, и тоже, пожалуй, длинноват. Она походила на брата, но то, что ему шло, ее только портило, и была она, бедняга, совсем нехороша собой.
— Это Люба, — познакомил нас Зюзин, и девушка угловато поздоровалась. — Невеста, — усмехнулся Зюзин. — Осенью свадьбу играть будем.
— Да ну тебя… — проговорила девушка, смутившись.
Я снова посмотрела на нее — и не поверила самой себе. Все лицо ее осветилось идущим изнутри сиянием, глаза блестели, на щеках проступил тонкий румянец. Будто тронули ее, как в сказке, волшебной палочкой и она похорошела в одно мгновение до удивительности.
— Ну тебя… — прошептала Люба и порозовела пуще.
Снова хлопнула дверь, в передней с шумом покатилась жестяная банка.
— Выезжаеть… — сказал бабушкин голос. — Вид-то, вид какой, только по телевизору показывать…
В комнату вошел Колька. Вид у него действительно был неважнецкий, но, в общем, такие виды мне случалось видеть. Он выглядел именно так, как выглядят ребята его возраста после драки. Драка была, наверное, серьезная, потому что рукав куртки был оторван, а воротник вырван с корнем. Лицо у Коли было подозрительно чистое и волосы приглажены: видно, перед тем как идти домой, он долго умывался.
— Так, — сказал Зюзин. — Хорош, красуня. Киноартист Юрий Никулин. Выкладывай, где был.
— Куртку в прошлое воскресенье купили, — выдохнула мать жалобно. — Во что превратил…
— Поля, не мешайся, — произнес бабушкин голос из другой комнаты. — Пусть Леша сам с ним поговорит.
— Выкладывай, где был, — приказал Зюзин и сел. Коля раскрыл было рот, но заметил постороннего человека в комнате и осекся. — Выкладывай, — повторил брат, — нечего глазами вертеть.
И вдруг Колька весь взъерошился, как молодой петух.
— Они думали, я испугался, — быстро заговорил он. — Как рыжий Димка их испугался. Они думали, их все боятся. Загнали Люську из пятой квартиры во двор и давай стегать по ногам ремешками. За то, что она с ними в кино не пошла. Я вошел во двор, они даже на меня не смотрят. Только Кешка через плечо: «Не суйся, гад, а то останется от тебя одна тень на стене. Понял?»
— А ты что? — спросил Зюзин.
— Я Люську за руку дернул и кричу: «Беги отсюда!» Ну, она и рванула, как на беговой дорожке…
— А он что?
— С Кешкой связался! — застонала мать. — Только этого не хватало…
— Поля, не мешайся! — сказал бабушкин голос.
— А он, конечно, не растерялся, схватил меня за воротник. Тряхнул будь здоров. Ты же знаешь Кешку…
— А ты что? — непреклонно спросил Зюзин.
— Прием номер три. Самозащиты. Как ты учил, — сказал Колька уныло. — Но их же трое было, Леша…
— Не ври. Не было их трое. Если б трое было, ты бы такой чистенький не пришел.
— Ну двое, — быстро сказал Колька. — Двое против одного — это тоже не бублик с маком. Второй был Геннадий из сорок седьмого дома…
— Ну, а ты что?
— Прием самозащиты номер семь, — гордо сказал Колька. — До сих пор, наверное, чешется. А я повернулся спиной и ушел.
— Так-таки повернулся спиной?
— Ну, не повернулся, просто ушел, — честно сознался Колька. — Но и они ушли, Леша! Они ведь тоже ушли. И не за мной, а к котловану. Они со мной уже больше не связывались. Вот же что.
— Понял. — Леша критически оглядел брата. — Иди вымой руки. Чай будем пить.
