Вот видишь, я тебе все объяснил… Как фронтовик фронтовику… Ты меня держись, не проиграешь. Бери, закуривай, это табачак классный, тут один баптист-западник продает, рубль стакан. Они, баптисты, сами не курят, а табак им шлют посылками специально на продажу… Вот, скажи, где буржуазные души…
Схочешь вне очереди побаниться, приходи, я тебе и белье подберу первого срока, и мыло дам с походом, как фронтовик фронтовику. У меня и газетка есть, из КВЧ беру, я ж не в бараке живу, а в кабинке при бане. Заходи, чифирком угощу.
Он говорит, говорит, почти беспрерывно. Спрашивая, нетерпеливо слушает, спешит перебить и опять говорит сам… Глаза маленькие, серенькие, остренькие, смотрят пристально, пытливо и просяще, все время ловят встречный взгляд…
Зачем ему такая откровенность? Что это, особый хитрый прием? Грубоватая провокация?
А может быть, ему просто хочется хоть кому-нибудь открыться, может быть, ему приятно помогать, покровительствовать без недоброго расчета? Либо думает: все-таки майор, москвич, пока не осужденный, вдруг выпустят - и там, на воле будет влиятельный приятель?
И с явным удовольствием повторяет: «Как фронтовик фронтовику».
Розовый, круглолицый, лысеющий с висков; тонкие усики над пухлым ртом; опрятный бушлат на вате, перешитый из шинели, стеганые бахилы в сверкающих калошах… Приветлив, но держится самоуверенно. Говор певучий, южный… Поблескивают золотые зубы.
- Или я не вижу, с кем говору? Рыбак рыбака видит здалека. Вы москвич? Но простите, на личность или кавказский, или с наших… Ах, фун киевер йидн… У меня двоюродная сестра замужем в Киеве… У нее муж бухгалтер в большом тресте…
Я тоже был на фронте. Третий украинский при штабе стрелкового корпуса… Может, слышали, генерал-лейтенант Сиволапов, геройский генерал, чтоб я столько лет жил, сколько у него орденов и медалей… Работал, конечно, по специальности. Я мастер высшего класса. До войны в отеле «Интурист» работал, так верите, жил так, чтоб мои дети и внуки так жили, как я жил. Своя дачка, может, слышали, на Большом Фонтане, на двенадцатом. Жена имела и манто, и шляпки, и жили, как говорится, так, что икра пусть будет черной, но чтоб хлеб, таки-да белый.
Вы Одессу знаете? Когда были? В 34-м… Ой, так вы ее не узнаете… Красавица была и еще красивее стала… Правда, конечно, разрушили немцы и эти мамалыжники… Но Одесса, это же город на весь мир… Как говорится, Одесса - мама, а Бухарест - помойная яма…
Чего я здесь? Ой, лучше вам не спрашивать, а мне не споминать. Как говорится, знал бы где упасть, так постелил бы мягкое, а я говорю, так и не падал бы совсем… Ну были в Румынии. Там же такая спекуляция - кошмар, там все эти бояры и домны и домнишары, чтоб они посдыхали, все продают, все покупают, хуже, чем при нэпе… У моего генерала адъютант, капитан Алеша, красивый такой из себя, блондин, с Куйбышева, или с Кирова, или с Молотова, не помню, с какого вождя, он завел себе одну домнишару, боярскую бабу, потом другую, третью, и ему, конечно, нужно что-то иметь и в кармане, и на столе, и не знаю, где еще. А мне он говорит: нужно сделать для генерала. «Ты ж, одессит, Мишка!» Это, может, слышали, песня такая, а зовут меня вообще Сема - Семен Израилевич. Ну, сходи до тех румын… Имеем трофеи, берем леи. Я и ходил. Чтоб я так жил, если я имел от этого что-нибудь, кроме цоресов… Но Алеша говорит: нужно для генерала, и за это тебя демобилизуем досрочно. И я ходил от него до румынов, от румынов до него… И таки взял меня комендантский патруль у румын, в ихнем шалмане. Взял, но я был чистый, как стеклышко, при мне, как говорится, ничего трефного, только трое часиков… И румыны все, дай Бог им здоровья, говорят: мы его не знаем, видим в первый раз, чего хотел, не понимаем, думаем, хотел что-то купить… А я говорю: хотел купить себе часы… Почему трое часиков? Очень просто: для себя, для жены и для друга. Спросите, говорю, у капитана Алеши, он же знает, кто я такой. Они делают обыск у меня на квартире и находят нажитого, как у всех. Может, раньше немножко больше было, так я, слава Богу, случайно уже отослал домой… Но Алеша этот, чтоб он сдох, как собака, пришел до меня в КПЗ, говорит: «Сема, держись, и ничего тебе не будет, генерал за тебя знает, он, как отец, и благодарность имеет за твою работу, а ты имеешь заслуги, ты же раненый - это меня на Буге еще угодило с миномета - и награжденный, так что ни о чем не беспокойся и не путай никого, и тебе ничего не будет».
