По спине поползли мурашки — ледяные муравьи страха. Вот бы сейчас оказаться дома, за уроками, чтобы не оставлять их на выходные, или с Пепой перед телевизором, или в школе, пусть даже на ненавистной физкультуре.
Где угодно, только не тут, в этом неизвестном районе, когда нос забит пылью, по шее течет пот, в желудке пустота, но не от голода — хотя после утреннего молока у нее крошки во рту не было, — а от волнения. И все-таки назад пути нет. Она должна рискнуть.
У перекрестка Талья внимательно посмотрела по сторонам, нет ли машин, но тишину нарушало лишь урчание все того же самосвала, и она быстро перешла дорогу. Птицы здесь не пели, потому что, сколько хватало глаз, не было ни единого дерева, а люди, наверное, сидели на своих фабриках или уже кончили работу, часы-то показывали почти три. Солнце, разбиваясь о мрачные квадратные громады, с трудом высекало искры из ветровых стекол нескольких припаркованных автомобилей — и вокруг ни души…
…Ни души, если не считать ее попутчика, который с противоположного тротуара тоже разглядывал жуткое здание, то и дело проводя языком по зубам, будто чистил их; во всяком случае, губы у него двигались непрестанно. Может быть, он ищет то же место и ему так же страшно. Вот если бы войти туда вместе…
Талья снова взглянула на предполагаемое хранилище, а парень тем временем перешел на ее сторону улицы. Теперь она могла хорошо рассмотреть это заброшенное строение, двор, усыпанный осколками разбитых окон, заросшие сорняками ступени у входа, облупленные стены, полуразвалившийся фасад. Неужели там кто-то есть, как сказал старик? Если только пьяницы или нищие, но тогда заходить туда — сущее безумие.
Она услышала шаги и хруст стекла под ногами и обернулась, не представляя, как себя вести и что говорить. У парня были светлые глаза и жидкая русая бородка. Издали он выглядел привлекательнее.
— Ты тоже?.. — начала она и замолчала, потому что парень энергично затряс головой, мол, да, тоже.
— Кто тебе сказал? — спросила Талья. — Пожилой сеньор в парке?
— Нет, одна старушка, соседка, которая никогда не выходит из дома. Она услышала, как Хайме шарахнул дверью, и пришла сказать… что делать.
— А кто это — Хайме?
— Мой лучший друг. Бывший лучший друг. Мы рассорились.
— Из-за того, что ты сказал?
— Откуда ты знаешь? — Он прищурился и с подозрением на нее взглянул.
— Потому что я сама сказала кое-что ужасное.
— Подружке? — Парень снисходительно улыбнулся, как улыбаются взрослые детям, чьи неприятности, по их мнению, не идут ни в какое сравнение с их собственными.
Если бы не эта ухмылочка, она ничего не стала бы объяснять, а тут не сдержалась:
— Маме. Она ушла из дома. По моей вине.
Улыбка сползла с его лица, он сглотнул.
— Войдем?
Талья кивнула и чуть не взяла его за руку, но вдруг сообразила, что это совершенно незнакомый человек, и так и осталась с протянутой рукой. Парень истолковал ее жест по-своему и слегка покраснел.
— Извини, — сказал он, полагая, что девочка хотела представиться. — Меня зовут Пабло.
— А я Наталья, но все зовут меня Талья.
Они пожали друг другу руки и, похрустывая искрящимися, как алмазы, осколками, медленно двинулись вперед; вскоре тень от навеса над входом накрыла их с головой.
В три десять Мигель Кастро вышел с работы и прошел пару кварталов до бара, где обычно обедал с коллегами из близлежащих банков, но, увидев их у стойки, смеющихся над очередными солеными шуточками Контрераса, решил отправиться в другое место. Ему было не до шуток и тем более не до откровенных излияний перед этими ребятами, которые скоро спокойно пойдут домой в предвкушении выходных. Для него выходные кончились. Ана все-таки ушла, Диего не намерен в подобной ситуации сидеть дома и мечтает побыстрее сбежать к Педро, а вот что делать с Тальей, непонятно.
Можно, конечно, попросить Сару и Хавьера пригласить ее на субботу и воскресенье. В доме подруги она отвлечется от мыслей об уходе матери, и вообще сейчас с Пепой ей будет лучше. У него самого не было четких планов, кроме как попытаться узнать, куда ушла Ана, возможно, позвонить ей, повидаться и еще раз спокойно поговорить, уже без детей.
