Мальдек запаниковал. Камень усиливал алтарь постоянно, а мага это ох как не устраивало, но убирать Синий камень было опасно. Мальдек боялся, что, когда алтарь вернется в прежнее состояние, раздосадованные маги захотят добраться до причины исчезновения новой силы, и укрыть камень будет труднее, чем раньше. Он ходил вокруг алтаря, не смея взять камень, и лихорадочно думал, как выйти из положения.
Событие стоило Мальдеку двух бессонных ночей, а на третий день его осенило, как два амулета превратить в один – нужно было сделать потайное углубление в жезле и спрятать туда камень. Он осмотрел свой жезл и убедился, что конец, изображающий голову аспида, был достаточно велик для того, чтобы высверлить там полость нужных размеров. Мальдек даже зауважал себя – ай да умник! – и этой же ночью решил пойти на алтарь за камнем.
Магистр не рискнул ехать на Каянский алтарь напрямик. Трое суток по пересохшей равнине с выжженной травой могли вконец обессилить или даже погубить коней. Синий камень был либо на алтаре, либо далеко на пути в Келангу.
В любом случае лишние сутки ничего не значили, а коней следовало поберечь, поэтому Магистр выбрал путь вдоль Ризы до переправы, а затем вверх по Каяну.
Каждый день друзья отправлялись в путь рано утром и ехали до позднего вечера, сопровождаемые хором голосистых сеханских кузнечиков. На исходе шестого дня впереди появились красно-бурые постройки Каянского поселения.
Магистр не спешил въезжать в поселение, чтобы не спугнуть Мальдека. Он рассчитывал ранним утром отправиться прямо к магу и как следует потрясти его, а пока они с Альмареном свернули на берег Каяна, чтобы устроиться на ночевку. Спустившись в лощинку у берега, они расседлали коней и занялись ужином.
Дорога, с которой свернули Магистр и Альмарен, была не так безлюдна, как могло бы показаться на первый взгляд. От перевала к алтарю торопился одинокий всадник. Несмотря на позднее время, он был бодр и доволен собой и по привычке осматривал окрестности своими зоркими, цепкими глазами. Это был Кеменер, возвращавшийся с Тироканского перевала.
Нужно было быть Кеменером, чтобы заметить далеко впереди, в прибрежной лощине, маленький костерок, и нужно было быть им же, чтобы заинтересоваться тем, что делается у этого костерка. Кеменер любил факты, мелочи, жесты, обрывки слов, оброненных мимоходом, любил собирать их и включать в картину совершающихся событий, словно кусочки смальты в мозаичное панно. Он любил быть незаметным и замечать все, любил быть внимательным и беспристрастным свидетелем разговоров, не предназначенных для чужих ушей, любил сливаться с фоном, превращаясь в чуткое око мира. Выследить костерок, понаблюдать естественную жизнь ничего не подозревающих людей, сидевших рядом, было для него не работой, а удовольствием, от которого трудно отказаться. Поэтому Кеменер, как ни спешил, все-таки привязал коня к кустам у реки и подобрался к лощинке.
Должно быть, есть в жизни правило, по которому идущее из души побуждение бывает полезнее для дела, чем холодный расчет. Примерно так и подумал Кеменер, рассудок которого советовал побыстрее ехать на алтарь, когда увидел, кто сидит у костра. Сдерживая дрожь от подступающего азарта, он подобрался поближе к костру и затаился, превратившись в глаза и уши.
Магистра ордена Грифона Кеменер запомнил еще на совете и поэтому узнал сразу. Тот сидел у костра вполоборота к Кеменеру и сосредоточенно смотрел на огонь, замкнув руки на коленях. В распахнутом вороте рубашки виднелась крепкая шея, темные с сильной проседью волосы были отброшены за плечи. С ним был высокий молодой человек с правильными чертами лица. Кеменер не сомневался, что никогда еще не видел этого парня, и постарался рассмотреть его и запомнить.
Выражение лица юноши было мягким, даже ласковым, он в задумчивости накручивал на палец длинны? темные волосы и улыбался в ответ своим мыслям удивительно приятной, чуть рассеянной улыбкой. «Красавчик, – отметил Кеменер. – Этот никогда не будет незаметным, как он ни старайся, – подумал он с чувством собственного превосходства. – Кто же это такой у них там, в Тире?»
