— Великолепов стреляет великолепно!
Побывав на переднем крае, журналисты познакомились с нашими воинами, убедились в неисчерпаемой силе их боевого духа. Не осталось незамеченным и то, что на вооружении в наших частях появилось немало новой боевой техники, в том числе противотанковые орудия и огнеметы. Иностранцы уже были довольно наслышаны о грозной силе маленьких, тонкостволых сорокапяток, противостоящих вражеским танковым атакам, об устрашающем действии на гитлеровских солдат наших огнеметов. Журналисты старались по возможности приблизиться к позициям боевой техники, посмотреть и даже пощупать. Вроде бы мимоходом они интересовались, где такое оружие производится. Недоверчиво кивали головами, когда им называли адреса наших оружейных кузниц: Урал, Сибирь… Видать, думали, что столь совершенная боевая техника может быть поставлена лишь из-за границы.
Не утерпели, спросили об этом нескольких солдат, оттеснив их от офицеров.
Огнеметчик, которого они «взяли в тиски» своими вопросами, представился:
— Рядовой Чугунов… Николай Семенович.
Болдуин с переводчиком заговорили с солдатом тихо, со стороны даже не расслышать, а он отвечал им в полный голос:
— Огнеметы наши, уральские! Своими руками их недавно делал.
Переводчик снисходительно рассмеялся и, тыкая пальцем в огнемет, спросил:
— Это есть оружие самодельное?
— Да не самодельное! Чего мелешь-то? — возмущенно возразил Чугунов. — Я говорю: своими руками делал их на заводе. А заводище у нас… поди, и у вас такого нету! Я всего месяц как с Урала. Работал слесарем-сборщиком на заводе, нынче вот служу-воюю в тутошней энской части. Ясно?
Солдат говорил запальчиво, сверля иностранцев колючим взглядом.
— Да-да, ясно! Мы очень хорошо вас понимаем… — поспешил заверить переводчик.
Когда они отошли на несколько шагов, Чугунов проговорил сквозь зубы:
— Хрен вы нас понимаете!
В том же духе высказались и другие солдаты.
Пока иностранцы топтались неподалеку, на позиции противотанковых пушек, я имел возможность послушать дальнейший солдатский разговор.
Чугунов по-прежнему оставался в центре внимания. Солдаты, особенно которые постарше, интересовались, что там да как нынче на Урале.
— А ты, Николай Семенович, как до сего времени в тылу задержался? — спросил один из солдат. — Или бронь имел?
— Имел, — вскользь бросил Чугунов. Затем пояснил: — У нас на заводе многие ее имели, которые по шестому разряду работали.
— Ну а потом что же?
— Что да что…
— Объясни людям толком: почему бронь сняли, ежели у тебя шестой разряд? Как очутился в «тутошней энской части»?
Последние слова, перенятые у самого Чугунова, вызвали смех.
Когда опять посерьезнели лица, Чугунов стал рассказывать:
— Работали мы, значит, и с завода нас никуда не выпускали. Бронь. Ну а нам так думалось: все мужики на фронте воюют, почему мы должны отсиживаться в тылу? Лично я выучил свою женку слесарить. Присвоили ей разряд (не шестой, конечно, пониже), и встала она в сборочном цеху на мое место. Так мы дома и договорились: она, Аня, становится вместо меня — я прошусь на фронт. Ребят у нас двое, оба в детсадике при заводе. По моему примеру и другие наши рабочие обучили жен разным специальностям. После чего пошли мы, человек двадцать, прямо к директору. Отпускай, говорим, на фронт, замену на рабочих местах мы себе подготовили. Он — ни в какую, а мы — на своем! Полдня мы с ним ругались, а потом еще в завкоме, и вышло по-нашему.
Чугунов достал кисет, собираясь свернуть цигарку. Его угостили папиросой. Он быстро закурил и продолжал свой рассказ, видя, что он интересует многих: вокруг собралась уже порядочная толпа армейского люда.
— Прослышали о нашем деле на других заводах, пошли по такому же пути: мужики обучали и ставили жен к станкам, а их самих, мужиков, отпускали на фронт. С детишками трудно было: куда их всех девать — никаких садов и яслей не хватит. Тогда додумались собирать малышей нескольких семей в один дом — в такой, где хозяйка-старуха на производстве уже не работает, да и дед — дома. И картина такая, значит, получается: в одних квартирах совсем пусто, потому как мужик на фронте, а жена сутками на заводе, в других же — шум и гам, ведь по десятку-полтора детишек собиралось. У нас на заводе большой рабочий поселок, так он сделался похожим на единый лагерь. Не то что до войны, бывало, каждая семья сама по себе, а все семейства, весь поселок одним порядком. Вот как у нас тут в полку — все по команде да по приказу, — так и там. Тут вон артиллерийская канонада гремит не переставая, а там, как сейчас вижу и слышу: завод наш железом лязгает, огнем пышет — день и ночь, день и ночь…
