— Рассказать, — повторил он за Мартом и, усмехнувшись, покачал головой. — Вспомнить… Не много ли вы от меня хотите, мастер Март? Но рассказать я, конечно же, могу.
Что ж, возможно, это была хорошая идея. Если решение лежит настолько близко, как, видимо, полагает Март, то слова могут вытянуть за собой и то, что пока ему в руки не дается.
— Слушайте, мастер Март, — сказал Карл после короткой паузы, и, уже не колеблясь, стал рассказывать о том, что произошло с ним в течение дня пятого октября на Гуртовой тропе.
Карл не торопился и ничего не скрывал, так как считал, что, во-первых, утаивать ему от Марта нечего, а во-вторых, незачем. Он лишь старался не ограничивать себя одними только фактами, но и передать своему внимательному слушателю то, что стояло за содержанием этих странных встреч, как происходили случившиеся разговоры, как выглядели и вели себя его собеседники, и, наконец, что чувствовал при этом он сам и как оценивал произошедшее теперь, когда все закончилось.
— Я все еще не могу понять, что это было, — сказал Карл, завершая свой рассказ. — Но одно могу сказать вам, мастер Март, со всей определенностью, даже моего таланта недостаточно, чтобы образы воображения обрели плоть. Я этого делать не могу, да и никто другой, насколько я знаю, тоже.
— Вы правы, господин мой Карл, — чуть склонил голову, обозначая поклон, Март. — Да и не похоже это на фантомы. Тех, как и духов, можно видеть, но у них отсутствует признак телесности. В тумане или ночью, их, конечно, можно принять за людей, но при свете дня… Сомневаюсь. Тем более, вряд ли могли ошибиться вы, мой господин, с вашим-то талантом. Да и не могут фантомы так говорить. Нет у них этой свободы.
— Тогда, что? — спросил Карл.
Март смотрел на него, чуть прищурив глаза. Выражение его лица было скорее выжидательным, чем разочарованным.
— Неужели не знаете?
— Нет, — с сожалением покачал головой Карл, уже смерившийся с тем, что его память отказывается дать искомый ответ. Он был готов даже признать, что у него могут быть для этого особые причины. Однако, каковы они, и в чем здесь дело, он не знал.
— Знаете, — не согласился с ним Март. — Не можете не знать. Ведь вы, господин мой Карл, очень долго жили среди убру, не так ли?
«Убру? — удивленно подумал Карл, и в то же мгновение стена забвения рухнула, и он вспомнил. — Боги! Но этого не может быть!»
Карл содрогнулся, как от удара. Переход от незнания к знанию был столь стремительным, а само знание — настолько ошеломляющим, что сразу охватить его разумом и, тем более, принять душой, было почти невозможно.
— Жеста? — Карл почувствовал, что губы его пересохли, и голос едва пробивает путь сквозь выжженное русло горла.
— Это не убрское слово, — спокойно возразил Март, который, казалось, совершенно не замечал того, что творится с Карлом. — Убру называют это «рефлет». Во всяком случае, раньше называли.
«Рефлет, — мысленно повторил за ним Карл. — Рефлет».
Да, он знал это слово, и что оно означает он знал тоже. Молящийся за Всех Ишель, обучавший его вере народа убру, рассказывал ему и об этом. Убру верили в Единого, хотя и не совсем так, как делали это другие жители ойкумены. Но и то сказать, убру слыли очень древним народом, и учение свое принесли из мглы веков практически в неизменном виде. Во всяком случае, самый древний список, содержащий Учение убру был записан более тысячи лет назад, и Карл не сомневался, что в тайниках Учителей наверняка найдутся и более древние свитки, тем более, что убру никогда не уничтожали и не выбрасывали своих священных книг. Март сказал как-то, что убру помнят многое из того, о чем успели забыть все остальные, и, вероятно, он был прав. Карл и сам мог засвидетельствовать, что не раз и не два убеждался в глубине и истинности знания, сохраненного этим странным народом, который жил войной, но никогда не захватывал чужих земель.
— Рефлет? — спросил он вслух, хотя, видят боги, уже не нуждался в словах подтверждения. Ошибки быть не могло, это был рефлет, и даже причину своей упорной «забывчивости» Карл знал теперь тоже. — Рефлет…
— Да, — кивнул Март и достал из поясной сумки свою трубку. — Полагаю, это был рефлет.
