После этого мы были как никогда обессиленные и удовлетворенные, — у нас вряд ли нашлись бы силы для повторения всего этого. Все еще находясь под впечатлением пережитого удовольствия и счастья, я прижалась к Александру, и мои губы бессознательно прошептали:
— Почему?
— Что почему, cara?
— Почему вы появились только сейчас? Почему я не встретила вас тогда, когда мне было шестнадцать?
Сожалея до слез о годах, прожитых без него, я довольно сбивчиво заговорила о том, как была несчастлива раньше, как неудачен, груб и унизителен был мой первый опыт, как много других, скверных мужчин — грубых, агрессивных, эгоистичных, невнимательных — встречалось на моем пути.
— Никогда… никогда я даже не думала, что существует такой мужчина, как вы. Это просто чудо какое-то.
— Ну, не стоит плакать, дорогая.
— Я не от горя плачу. Я очень счастлива, правда. Мне удивительно хорошо с вами. Вы самый лучший мужчина в мире. Никто меня не волнует так, как вы, я так рада быть вашей…
Я сознавала, что говорю что-то ужасно наивное, но он смеялся, обнимая меня, и я видела, что ему приятно.
— Одного не могу тебе простить — того, что ты так долго терпел мои выходки. Мы так много времени потеряли.
— Нам обоим нужно было время, чтобы привыкнуть друг к другу.
Я молчала, часто дыша и прислушиваясь к биению его сердца. Он рукой тронул меня за волосы.
— Ах, carissima, я рад, что теперь ты такого мнения обо мне. Но если бы я рассказал тебе обо всех темных мыслях, что посещали меня за те четыре месяца, ты пришла бы в ужас.
— Ничуть. Мне даже нравится, что вы обо мне думали.
— Больше всего я думал о том, что уже нет смысла церемониться и пора все это прекратить. Да будет вам известно, что, глядя на вас в то время, я думал не о том, о чем беседовал, а о том, какая вы под платьем, и больше всего на свете мне хотелось сломить это проклятое сопротивление, опрокинуть вас навзничь, распять это красивое длинноногое тело и…
Смеясь, я зажала ему рот рукой.
— Молчите, не то я буду оскорблена в своих лучших чувствах.
— А что, это вас оскорбляет? — спросил он.
— Нет, — прошептала я. — По правде говоря, нисколько… Мне это даже лестно…
Приподнявшись на локте, я заглянула ему в лицо.
— А кто была ваша первая девушка?
Он снова притянул меня к себе.
— Ну зачем говорить об этом? Да еще с женой.
— Ну а все-таки… Подумать только, я же почти ничего о вас не знаю — то есть я знаю, какой вы сейчас, но какой вы были в прошлом… Я даже немного ревную.
— К прошлому?
— Да.
Он улыбнулся, но я видела, что в глубине души он в восторге от моей ревности.
— Это была служанка, горничная моей матери, лет на восемь старше меня.
— А сколько лет было вам?
— Если я отвечу, вас это шокирует.
— А все-таки?
Улыбаясь с легкой иронией, он по слогам произнес:
— Че-тыр-над-цать.
— Четырнадцать? Да вы еще были школьником?!
— Не совсем. Школьником я никогда не был, а в то время у меня уже был чин подпоручика.
— И что стало с этой девушкой?
— Она была не девушкой, у нее был муж. Она потом забеременела, но трудно сказать, от кого.
— Ах! Бедная служанка! Ее, наверное, ужасно подозревал муж.
— Ничуть. Он был очень доволен, когда моя мать подарила им маленькую ферму возле Пемполя. Они потом быстро уехали.
— И вы с таких ранних лет стали грозой служанок!
Поглаживая мои плечи, Александр произнес:
— Вам лучше не углубляться в это, ибо тогда как любовник я был достоин жалости. Я был несдержанный, неуклюжий и неловкий…
— Нет, — прошептала я. — Вы всегда были восхитительны. Вы просто не можете быть другим.
— Право, Сюзанна, вы заставляете меня жить в соответствии со слишком завышенным ложным образом, а это не очень легко, сжальтесь, моя дорогая.
— Ни за что… Вы для меня всегда будете лучше всех… Знаете, вы для женщины самый лучший тип любовника — вы думаете обо мне, пожалуй, в чем-то урезая себя, правда? Вы никогда не торопитесь, а когда торопитесь, то как раз вовремя.
— Я ни в чем не урезаю себя. Делая приятное вам, я получаю двойное удовольствие. Что толку, держа в руках роскошный цветок, вырвать из него середину? Никакой радости. Куда лучше наслаждаться ароматом долгое время, срывая лепесток за лепестком.
