— Но они вроде до этого побратались? Отец с Акольдом? — задумалась Любомира.
— Да, он торговать ходил мимо нас, останавливался тут… Э, сестрица, да ты про мужа своего наречённого и не знаешь ничего…
— Меньше знаешь — крепче спишь.
А вот это правильно.
— Хорошо, когда конница есть, — вставила Хильдико.
— Хорошо, — согласилась младшая княжна. — Если даже варяги завидуют.
Рогнеда усмехнулась:
— Кому завидуют-то? Если бы меня полянин тот не вернул, да отступное табуном аварским не заплатил, таскались бы они пешком, как последние холопы…
Значит, была уже замужем. Второй раз не хочет. Боится.
Тут под лавкой зашуршало. Рогнеда крикнула:
— Добричка! Вылезай уже, никто тебя не съест! Ты что там делаешь?
— Куколку шью. Племянницам.
Из-за Любомириных ног вылезла тоненькая девочка с лоскутками в руках.
— Племянницам? — удивилась Хильдико.
— Не смотри так. Мои они. Всё уже знаешь? Не иначе, братец разболтал. Про полумачеху нашу тоже разболтал? Не ищи её здесь, она с нами не живёт. С челядинками — там ей и место.
Рука в витом обручье указала в окно — на угол пристроя. Смыкался он, видимо, со спальней, и ход наверняка был там же.
— Уж если ты так жаждешь брату глаз выбить, то нашему Светану — язык пора укоротить. Им бы каждому отрезать что-нибудь — милые люди были бы.
Любашка захохотала:
— Добрая ты, сестрица! А они, наверно, о нас так же говорят…
— А нам резать нечего!
И обе заливаются.
Доброгнева улыбалась. Понимала уже.
— Чего шумите? Маленькая спит, — вошла ещё одна молодица, тоже на сносях.
— Сама-то что встала? — откликнулась Рогнеда. — Если четвёртого потеряешь, я тебя живую закопаю.
Это была невестка.
— Если ты у него жизнь не заберёшь — не потеряю. Те трое, которых ты тут наприносила, а сидеть с ними я должна — это мои дети должны быть! Мои!
Любашка вскочила:
— Мила, Мила, что ты сама-то заводишь? Сейчас сама разбудишь. Иди отдыхай.
И хотела её проводить, но Мила — Людмила, если Хильдико правильно помнила — оттолкнула золовку:
— А ты мне не указывай. Сначала сопли оботри.
И скрылась в сенях.
— Сейчас нажалуется на меня, — сказала Рогнеда так, чтобы невестка услышала. — Любашка, поди скажи девкам, пусть ткацкий стан наладят. После обеда засяду.
Любомира ушла в почивальню, за стеной хлопнула ещё одна дверь. Точно, смежные.
— Вот так вот мы живём, — вздохнула Рогнеда и взяла посмотреть Доброгневину работу.
Наконец вернулась Людмила, с девушками не села — закрылась в спальне.
Скоро явился князь. Позвал старшую дочь выйти.
Добричка, оставшись вдвоём с Хильдико, зашептала:
— А вы через лес шли?
— Да.
— А мельницу вы там не видели?
— Какую мельницу? Я думала, мельница на реке, под городом.
— Да не такую, — глаза девочки просто светились. — Говорят, глубоко в лесу есть мельница. Не простая, а волшебная какая-то…
Хильдико пожала плечами. Она больше слушала, что происходит за дверью. «Не смей оставлять!» — уловила она слова князя.
— Хильдико-о, слушай, — девочка дёргала её за рукав. — Про неё даже песню сложили:
Крыша мельницы выше Ирия,
Сваи мельницы — ниже Тьмы кромешной,
А опоры-то выше дерева,
А и матица точно Млечный Путь.
А мука с той мельницы все болезни лечит,
Жернова-то мельницы — бел-горюч камень,
И не только муку они молоть могут,
Всё кривое-то правят, всё плохое чинят,
Всё-то старое — точно новое будет,
А и выше колеса — вода живая,
А и ниже колеса — вода мёртвая,
А само-то колесо всегда вертится,
Днём-то посолонь, да добро творит,
Ночью вертится противусолонь,
Время вспять ведёт, всё зло выведет.
А как встанет-то колесо её —
Так и быть беде на весь род людской.
Сквозь торопливый шёпот явственно прозвучал хлопок. Потом вошла Рогнеда и, встретившись взглядом с сестрёнкой, подняла руку — якобы ресница выпала. Из-под рукава заметно было: над губой собралась в усы юшка. Тут вбежала Любашка. Старшая быстро утёрлась рукавом.
— Красена с Горей где?
— В девичьей. Кто-то котёнка нашёл, хотят забрать.
— Как знают. Кашу с огня сними.
— Я тоже хочу котёнка! — Добричка бросила рукоделие и рванулась за добычей.
— Шитьё своё прибери, — сказала Рогнеда. — Хозяйку не гневай.
Хильдико показалось, она имела в виду себя.
