Войдя в Кенсингтонский сад, она заметила сидящего на скамье Годфри Тоби. Впрочем, она не сразу его узнала вне знакомой обстановки «Долфин-Сквер». Он ушел в отрыв, подумала Джульетта. Как медведь-шатун. Она предположила, что он как раз идет заступать на пост и решил подышать весенним воздухом, прежде чем закупориться в четырех стенах с информаторами. Рядом с ним на скамейке лежала газета, «Таймс», но он ее не читал; он сидел, словно монах в сосредоточенной молитве, положив руки на колени и закрыв глаза. У него был такой умиротворенный вид, что Джульетта не решилась его обеспокоить. С другой стороны, ей казалось, что ужасно грубо вести себя так, словно его тут нет.
Не успела она разрешить эту дилемму, как он вдруг встал и зашагал прочь, по-видимому не заметив Джульетту. Газету он оставил на скамье. Судя по всему, непрочитанную. Он так погрузился в мысли, что забыл про нее, решила Джульетта. Если поторопиться, можно догнать его («Мистер Тоби! Мистер Тоби!») и вернуть забытое. Но не успела она дойти до оставленной им скамьи, как на дорожке появился быстро шагающий мужчина. Крупный, импозантный, в тяжелом пальто с воротником из каракульчи, из-за которого выглядел еще крупней и импозантней. Он прошел мимо скамейки, на ходу подхватил газету и унес ее, даже не сбившись с шага.
Джульетта в принципе ничего не имела против присвоения оставленных газет – чего им зря пропадать? – но все равно слегка обиделась за Годфри. Мужчина в каракульче двигался так быстро, что уже почти скрылся из виду. Он шел в противоположном Годфри направлении, так что у того не было шансов воссоединиться со своей газетой. Но Джульетта все же потрусила за Годфри, желая хотя бы поздороваться, раз уж он закончил медитировать.
Она увидела на дорожке его перчатку – кожаную, на шерстяной подкладке, сильно поношенную, – остановилась и подняла ее. Сколько еще мусора он за собой оставит? А может, он специально метит след, чтобы выбраться из Кенсингтонского сада, как Ганс и Гретель – хлебными крошками. А Джульетта неожиданно разрушила его планы. Она осмотрела перчатку, словно то была подсказка к чему-то. Ведь обычно это женщины таким образом привлекают внимание мужчин? («Простите, мисс, вы, кажется, что-то обронили».) Слабо верилось, что Годфри уронил перчатку с этой целью.
Она прибавила шагу и осалила его за рукав пальто. Он повернулся как-то очень испуганно, словно ожидал нападения наемных убийц. Поднял трость – это выглядело угрожающе, – но тут же узнал Джульетту, и тревога на лице сменилась удивлением.
– Мистер Тоби, это всего лишь я. Вы потеряли перчатку.
– О, благодарю вас, мисс Армстронг. – Он заметно смутился из-за своей первой реакции. – Иначе я находился бы в полной растерянности относительно ее местонахождения.
Он вытащил из кармана парную перчатку и натянул обе со словами:
– Вот теперь им никуда не деться.
Интересно, подумала Джульетта, почему он шел без перчаток? С наступлением сумерек похолодало, а сейчас уже почти стемнело.
– Вы что, следили за мной? – мило осведомился он.
– Вовсе нет. Я шла домой.
– А! Вы позволите проводить вас до Альберт-Холла?
Он подставил ей руку, согнутую в локте, и они чинно двинулись по сумеречному парку. Джульетту посетила мысль: не выглядят ли они как иллюстрация к понятию «неравный брак» – а может, и к какому другому, похуже. («Гиббонс, ах ты, пройдоха, все-таки завел себе мамзель, кто бы мог подумать!»)
Они болтали ни о чем – позже она не могла вспомнить ничего из этой беседы, за исключением того, что в ней упоминался нейтралитет Голландии («В конце концов их это все равно не спасет») и что она сопровождалась ритмичным стуком трости по дорожке. У Альберт-Холла они расстались. «Ну, мне сюда», – сказал он, и лишь когда он ушел, Джульетта вспомнила, что забыла сказать про газету. Но наверно, это совсем не важно.
И все же. Мужчина в пальто с воротником из каракульчи так стремительно бросился на газету Годфри, словно ждал этого момента. Тогда Джульетта решила, что Годфри в самом деле просто уронил перчатку, но, может быть, она ошибалась? Может быть, это был какой-то сигнал? А как он испугался, когда она его догнала! Как будто ждал нападения. Каракульча – это ведь шкурка нерожденного ягненка, верно? «Из чрева вырезан, а не рожден»
