Ух ты! На экране уже атака легкой кавалерии. Документальные кадры, но как все здорово вписалось! Нет, право слово: Серега — молоток! Надо будет его в баронское достоинство возвести…
Так, а вот тут «Железняк», попавший в засаду. Рукавишников… Твою мать!.. Это такой грим шикарный или это он своего братца уговорил сыграть? Рукавишников-граф озирает на экране свое воинство. Закопченные от порохового дыма, полуголые, в картинно намотанных бинтах. Он поднимает руку:
«Велика Россия, а отступать некуда. За нами — Государь!»
Да так тебя!.. Тоже мне, Клочков-Диев, новоявленный! У разъезда Дубосеково… А в реальности, мне потом Никитин рассказывал, дружок мой Димыч жутким матом всех крыл — причем и своих, и врагов! Только своих по-русски, а британцев по-аглицки…
«Железняк» опоясывается огненным кольцом выстрелов. Но англичане все ближе и ближе. Вот первый из них добежал в мертвую зону пулеметов, ударил прикладом в броневую дверь. Вот второй, третий…
Татьяна изо всех сил сжимает мою руку. Англичане тащат ящик с динамитом. Так, сейчас мне оторвут кисть…
На экране мое величество в развевающейся за плечами бурке мчится вперед, во главе лейб-конвоя. Ну сценарист-зараза… А Неву я случайно переплывать не буду? Раненый…
Англичане бегут в панике, бросая по пути ружья, сабли, теряя амуницию. Всадники лихо рубят бегущих. На экране какие-то титры, но я не успеваю их прочитать. Татьяна нашла в темноте мои губы и жарко целует меня, успевая в промежутках шептать:
— Любимый, ты — герой! Но поклянись, что больше ты не станешь так рисковать! Не заставляй свою маленькую Моретту бояться за тебя!
Да, велика ты — волшебная сила искусства!
Когда мне наконец удается снова посмотреть на экран, там уже парадный въезд моего величества в Москву. Снова хроника.
Бегут радостные люди с цветами, стоят шпалерами полки победителей. В зале гремит «Славься!».
На экране идут с хлебом-солью Долгоруков, Бунге, Столетов, еще кто-то, в окружении солдат, крестьян, рабочих. На экране титры:
«Государю-императору».
«Колосятся нивы».
«Хозяину земли русской».
«Дымят фабричные трубы».
«Хозяину земли русской».
«Куда-то мчатся поезда».
«Хозяину земли русской».
«Плывут корабли».
«Хозяину земли русской».
«Парадом шагают войска».
«Хозяину земли русской».
На экране колокольня с раскачивающимися колоколами. И из аппарата гремит звон колоколов.
Из тьмы всплывает и вьется под невидимым ветром русский триколор. Белый. Синий. Красный. Черт, да он же кадр раскрасил!
Загорается свет. Вот это да! То, что Татьяна умиленно рыдает, меня нисколько не удивляет. Говорю же, что будем ей нервы лечить. Но то, что слезу смахивает Гейден, что у Ренненкампфа подозрительно блестят глаза, то, что Васильчиков реально не знает, куда отвести взгляд, — это я вам доложу…
Егор выхватывает шашку:
— Государю-батюшке, ура!
Ого! А потолок не рухнет? Интересно, Димыч там у себя на заводах, в компании с Гореглядом, психотропов никаких не разработал? Ну, Сергей свет Рукавишников, быть тебе бароном…
