Чиновники критиковали чиновников. Тем более естественно, что они их хвалили. Бюрократы часто любили вспоминать о своих особых навыках, умениях, которыми не обладали обыватели. Прежде всего речь шла об искусстве составления правового акта. Действительно, работа в канцеляриях требовала серьезных знаний. Подготовка документов была сложным технологическим процессом. В середине XIX в. в департаментах министерств были известны 34 делопроизводственные операции при рассмотрении любого дела, в Комитета министров – 36, а в губернском правлении – 54.
Высокопоставленный чиновник чувствовал свое безусловное превосходство перед непрофессионалом. Он знал практику управления, мыслил не публицистическими клише, а реалиями делопроизводства и законотворчества. Порой новичком в деле управления мог оказаться и сам министр, которому требовалась немалая сила духа, чтобы избавиться от назойливого контроля со стороны своих опытных сотрудников. Граф И. И. Толстой, вспоминая о первом месяце во главе Министерства народного просвещения, рассказывал о многочасовых докладах в департаментах ведомства: «Заведующий разрядом докладывал мне сущность вопроса, а также свои соображения относительно дальнейшего направления дела, а затем ожидал почтительно моей резолюции. Все кругом молчали, но стоило мне раскрыть рот и выразить мнение, как вмешивались обыкновенно все… и представляли соображения свои, почему нельзя разрешить вопроса именно так, как я того хотел, очевидно по своей неопытности… Каждый раз я пытался изречь мудрую резолюцию и… почти каждый раз я, оказывается, попадал, что называется, пальцем в небо: или моя резолюция противоречила формальному закону, или целый ряд циркуляров моих предшественников решали подобные вопросы как раз в противоположном смысле, на что имелись непреложные свидетельства в виде подлинных документов, или, наконец, я создавал такой прецедент, с которым пришлось бы потом возиться до второго пришествия. Одним словом, я чувствовал себя в положении бессмертного Санчо Пансы, когда его возвели в сан губернатора и угощали за обедом, за которым ему подавали исключительно такие блюда, которые он, по мнению наблюдавших его врачей, без риска умереть не имел возможности есть».
Французский историк Ф. Блюш, рассуждая о естественных пределах абсолютной власти Короля-Солнце – Людовика XIV, говорил о незыблемых правах корпораций – университетов, финансистов, торговцев, адвокатов, судебных деятелей, – которые монарх при всем желании не мог игнорировать. В России такого рода корпорации только складывались. Они пытались отстаивать свои интересы, но правительство их всерьез не воспринимало. Тем не менее одна корпорация действительно сложилась и диктовала всем прочим свою волю. Это было чиновничество.
Одновременно с тем бюрократия не была отгорожена от общества стеной. Она жила его интересами и чаяниями. Один и тот же человек в мундире представал государственным служащим, верным престолу и отечеству, в халате – порой фрондировавшим общественным деятелем[11]. В большинстве случаев он был аполитичным, ведь служба от него требовала знаний и умений, а не убеждений. Вместе с тем среди чиновников, даже самых высокопоставленных, было немало тайных оппозиционеров, что в полной мере сказалось в 1905 г., во время первой русской революции. Более чем за полвека до нее, еще в 1861 г., П. А. Валуев писал: «На безусловную исполнительность и преданность значительнейшей части служащих чиновников нельзя полагаться. Одни вообще не представляют коренных условий благонадежности, другие имеют притязания не руководствоваться указаниями высших правительственных инстанций, но руководить ими в духе так называемого „современного направления“; еще другие уже глубоко проникнуты теми идеями, которые ныне волнуют часть литературы и молодое поколение, и суть тайные враги, скрывающиеся в общем строе администрации; наконец, большинство признает над собой, кроме начальственной власти, власть общественного мнения, и потому часто повинуется условно, исполняет нерешительно и вообще более озабочено будущим, чем настоящим». Спустя 20 лет, в 1881 г., министр внутренних дел жаловался императору на «чиновничью» крамолу. В 1883 г. К. П. Победоносцев возмущался: «Болит моя душа, когда вижу и слышу, что люди, власть имущие, но, видно, не имущие русского разума и русского сердца, шепчутся еще о конституции». Эти слова были подкреплены личным опытом обер-прокурора Св. Синода. Еще в годы предыдущего царствования – Александра II – высшая бюрократия подготовила не один проект реформы государственного строя. Их авторами выступили уже много раз упомянутый П. А. Валуев, великий князь Константин Николаевич, М. Т. Лорис-Меликов. Последний проект не был реализован, в частности, усилиями Победоносцева. Он же безжалостно раскритиковал проект учреждения земского собора Н. П. Игнатьева.
