Чем же особенна версия The Animals, почему именно она вернула старинный фолк-гимн в актуальное культурное пространство? В первую очередь, вероятно, стоит отметить яркую клавишную аранжировку, не слишком характерную для поп-музыки первой половины 1960-х, главным инструментом которой всё же мыслилась электрогитара (справедливости ради, в «House of the Rising Sun» The Animals есть и яркие гитарные решения – например, стартовое арпеджио гитариста Хилтона Валентайна). Именно органиста Алана Прайса указали автором новой транскрипции песни, хотя, по воспоминаниям свидетелей, связано это было исключительно с тем, что все имена музыкантов The Animals не помещались на лейбл сорокапятки, и выбрали того, кто по алфавиту шёл первым – то есть человека по имени Алан. Впоследствии это привело к целому клубку взаимных обид – Прайс стал получать все авторские отчисления с продаж «House of the Rising Sun» и не спешил делиться ими с коллегами; неудивительно, что спустя всего год его попросили из The Animals на выход. Тем не менее, трудно отрицать, что пульсирующий органный фон – основная музыкальная краска в композиции; кстати, вопреки распространённому заблуждению, используется тут вовсе не орган Хаммонда, самый распространенный клавишный инструмент в рок-музыке 1960-х, а его более экономичный собрат Vox Continental с деревянной клавиатурой. Со своим упором на органное звучание ранние The Animals предвосхитили развитие рок-музыки во второй половине десятилетия и появление арт-роковых групп вроде Procol Harum или The Nice.
Далее – «House of the Rising Sun» в версии ансамбля поражала своей продолжительностью: это сейчас четыре с половиной минуты вполне стандартный хронометраж, а в 1964 году такое было в новинку, в Америке песню даже сократили для первого издания, хотя позже выпустили и в полноценной, можно сказать, «режиссёрской» версии. Наконец, третий маркер специфичности композиции The Animals – обращение к народному источнику; это, опять-таки, нечто довольно беспрецедентное для описываемого времени и места. Само по себе исполнение композиций не собственного сочинения как раз было в порядке вещей – в репертуаре тех же The Beatles или The Rolling Stones было множество каверов. Но вот откуда заимствовался материал – тут The Animals, такое ощущение, порой бывали даже изобретательнее, чем их более знаменитые соратники по так называемому «британскому вторжению».
Именно эта их изобретательность, нешаблонность – повод присмотреться к группе попристальнее (а то знакомство с ней часто начинается с «House of the Rising Sun» – и ею же и заканчивается). И послушать хотя бы другой, ничуть не менее яркий кавер The Animals – на «Don’t Let Me Be Misunderstood» Нины Симон. Записи этой выдающейся американской певицы и пианистки, героини первого тома «Хождения по звукам», вообще говоря, не были в фаворе у британских бит-групп, но вокалист Эрик Бёрдон позже признался, что музыканты The Animals влюбились в эту композицию сразу же, как только ее услышали. И их можно понять – причем дело не только в том, что песня в самом деле замечательная, но и в том, что страстная мольба Нины Симон (а также автора оригинальной композиции, композитора Хораса Отта, посвятившего песню девушке, с которой он незадолго до этого расстался, но мечтал вновь сойтись) как нельзя лучше подходила самому Эрику Бёрдону и его специфической вокальной манере.
Собственно, говоря The Animals, мы, при всём уважении к тому же органисту Алану Прайсу, подразумеваем прежде всего именно Бёрдона – он единственный, кто был в группе на всём протяжении её истории. Рискну сказать, что по состоянию на 1964 год Эрик был самым ярким вокалистом во всей британской бит-музыке – и характерно, что «House of the Rising Sun» стала первым хитом номер один в США времён британского вторжения, не принадлежавшим группе The Beatles. Обладатель мощнейших голосовых связок, Бёрдон брал, однако, не только чистой техникой, не только уровнем децибелов и широтой диапазона – главное, что он перенял от своих любимых американских блюзовых певцов, это предельную эмоциональность, страстность подачи. В будущем Джон Леннон освоит сходную манеру, но в 1964-м он ещё немного её стеснялся – мы могли видеть это на примере битловской песни «I’m a Loser». Бёрдон же, такое ощущение, каждый раз, когда он оказывается у микрофона, воспринимает как потенциально последний в жизни – и отдаётся процессу соответственно.
