А вот теперь вернемся к иудейскому ритуалу Карет. Закон Моисея гласит, что за нарушение предписаний религиозного характера полагается наказание. За серьезные проступки – смертная казнь, за не очень серьезные – изгнание. Но в любом случае перед казнью совершается обряд Карет (истребление) или отсечение человека от своего народа, что означает и отсечение от бога, то есть никакое последующее воскрешение в день страшного суда этому человеку не грозит. Он становится прахом без души и объявляется мертвым. Вот такое легонькое еврейское проклятие.
Лазарь попадал под четвертый пункт законодательства, статья «нарушение правил целомудрия и семейной чистоты», хотя и со смягчающими обстоятельствами - «невольный грех, совершенный по ошибке, и по чужой злой воле». Отрока готовили к изгнанию, но пока по традиции он сидел в яме.
В последний день своей жизни, Иисус по привычке навестил своих друзей и тут узнал печальную новость о гражданской смерти любимого отрока. Ну что он мог сделать, каким действием ответить на стенания Марфы, что мол, «четыре дни во гробе и уже смердит». А вы бы не засмердели в такой жаре без возможности помыться?
Я вот хочу предложить тебе провести маленькое сравнение евангельского текста, с тем, что я пишу сейчас. «Во гробе»? Иудеи в гробах не хоронили, все их захоронения называются могилами и никак иначе, а Лазарь был посажен в яму, как того требует традиция. Далее сообщается, что Иисус сказал: «Лазарь, выйди вон!» И Лазарь вышел, весь в пятнах. Несвежий мертвец или просто перепачканный грязью напуганный юноша?
Все «оживление» сократилось до успокоительной речи, что «никто у тебя не может отнять душу, потому что я дал тебе жизнь вечную». И прочие душеспасительные слова, которые повторялись столько раз, что превратились в формулы.
Но какое извращенное сознание, могло заменить такие простые и обыденные вещи, чудовищным попранием всей человеческой морали? Кто сочинил, что Иисус пошел против божественных и человеческих законов и оживил разлагающегося мертвеца? Любые грехи, любые извращения – ничто рядом с этой омерзительной картиной, способной лишь вызывать отвращение. Не елейное отвращение, предписанное церковью, а самое настоящее, свойственное натуре любого живого существа, заставляющее даже животных обходить трупы своих сородичей. Как описать ужас, который вызывает этот сюжет?
Я склонен думать, что оживление двух покойников подряд (еще и дочери Иаира, смерть которой больше похожа на летаргию), говорит лишь о том, что евангелисты очень торопились напихать как можно больше чудес до пасхальной ночи, поэтому их героя и «понесло». А так как последующий арест и казнь происходят в евангелиях очень быстро, то ни у кого не хватает времени проанализировать истинный смысл оживления Лазаря. А поповская любовь к мертвечине здесь лишь играет на руку всей последующей лжи, названной христианством.
Неужели ни у кого в душе не всколыхнется возмущение, никто не восстанет против всей гадости и мерзости, возведенной в ранг благочестия и святости. Неужели два тысячелетия навязчивой трупной рекламы сделали вас нечувствительными к человеконенавистнической библейской пропаганде? И даже древнейшая христианская книга «Откровение» не вызывает в вас настороженности, свойственной разумному существу?
Вот вы сейчас можете обвинить меня в предвзятости и укорить тем, что я не обвиняю ни в чем иудаизм. Обвиняю, еще как обвиняю, но и понимаю, что многое в нем было продиктовано необходимостью сохранения общины. Иудаизм имел смысл в древности. Христианство же никогда не имело смысла из-за последующей церковной цензуры. Оно просто превратилось в механизм управления массами. В очень жестокий механизм. Другие, более древние религии, играли на страхе смерти. Христианство начало играть на «страхе жизни», впервые в истории используя подмену понятий и психологическое давление.
