Они вошли в комнату Петра Петровича и в темноте подошли к волшебному креслу. Было тихо-тихо.
— Ну, садись, — великодушно предложил он матери. — Садись, а я постою рядом.
Мама осторожно опустилась в кресло. Оно прозвенело под ней всеми своими пружинами.
— О, какая я стала тяжелая, — сказала мама. — Раньше оно подо мной так не пело.
Саша промолчал. Он знал: сейчас, в этот миг, ничего нельзя говорить. Ничего.
— Здравствуй, кресло, — сказала мама. И слегка качнулась в нем, как это делал всегда Саша.
Кресло снова прозвенело свою песню.
— Ведь я что волнуюсь… — сказала мама. — Он пошел на штурм действующего Авачинского вулкана. А вулкан этот выбрасывает лаву, ее температура семьсот градусов: это все равно что раскаленная, клокочущая сталь, выпущенная из доменной печи. А ему, видите ли, обязательно надо спускаться в кратер вулкана.
— Он это делает ради науки, — сказал Саша. — Он говорил мне: вулканы — пушки земли. Они стреляют лавой, а эту лаву можно собрать, и потом узнаешь, что делается глубоко-глубоко под землей.
— Он и тебя перетянул на свою сторону, — сказала мама.
— Но он не первый раз спускается в кратер, — ответил Саша.
— В прошлом году он сломал себе руку, — сказала мама. — А в позапрошлом году его ударило глыбой лавы по спине, и ему пришлось пролежать целый месяц. Врач боялся, что у него поврежден позвоночник, а когда поврежден позвоночник, надо лежать на доске. Там никаких досок не было, пришлось сорвать с домика экспедиции двери, и он лежал на этих дверях. А ты видел, какие у него руки? Все в ожогах.
Они снова помолчали. За окном в небе полыхали отсветы большого города.
— Можно, я сяду рядом с тобой? — спросил Саша.
Мама подвинулась, и он сел и стал раскачиваться и звенеть пружинами. И этот звон, как нежный звук струн, раздавался у них в ушах, и чуть-чуть веселил их души, и соединял их со всем миром. Теперь для них не существовало темноты, одиночества, далеких расстояний.
— Как хорошо, что ты привел меня сюда, — сказала мама. — Конечно же, Сергей прав, что поехал на Камчатку, что взбирается на эти вулканы, а потом, точно цирковой акробат, спускается в кратеры. Он спускается на тысячу метров в глубину, а навстречу ему подымаются испарения лавы… Мягкое, мудрое кресло, я буду терпеливо ждать его писем.
Мама обняла Сашу за плечи и потихоньку укачивала его, точно маленького. Сколько они так просидели, неизвестно, но только Саша слышал, как к нему подошел Геркулес, тронул его за плечо и сказал:
«Вот я и пришел. Прости меня, что я так неожиданно исчез, но здесь раздались чужие голоса».
«Это был Петр Петрович, — сказал Саша. — Правда, он не такой сильный, как ты, но тоже герой. Некоторые взрослые кое-чего не понимают, а он все-все понимает».
«Ну, я слушаю, о чем ты меня хочешь спросить?»
«А ты не будешь смеяться?» — спросил Саша.
«Ни за что! — сказал Геркулес. — Клянусь тебе именем богини Афины Паллады».
«А-а-а! — сказал Саша. — Вообще-то я в бога не верю, мы теперь знаем, что бога нет. Но ведь ты жил три тысячи лет назад, и у тебя не было другого выхода».
«Афина Паллада — богиня мудрости, — сказал сердито Геркулес. — Она не позволит мне соврать».
«Прошу тебя, не сердись, — сказал Саша. — Если бы ты жил в наше время, и ты бы не верил в бога».
«Спрашивай», — сказал Геркулес.
«Геркулес! — Саше было неловко, и он тянул время. — Скажи, тебя не дразнят „девчонкой“ за то, что ты носишь длинные волосы?»
«Я не обращаю внимания на глупых людей, а умные никогда никого не дразнят».
«А меня дразнят „девчонкой“. Это Гошка Сапегин придумал, хотя он совсем, по-моему, не глупый».
«Ну, если он не глупый, то он скоро перестанет тебя дразнить. А ты пока потерпи».
«Вот и мама говорит: „Ты пока потерпи“. А знаешь, как трудно терпеть?.. Геркулес, а почему ты носишь длинные волосы?»
«Так нравится моей матушке, — сказал Геркулес. — А это для меня закон…»
Мать Саши осторожно подняла его на руки и понесла из комнаты.
«Ах, какой он стал тяжелый, — подумала она. — Почти мужчина».
![Шторм и штиль[с иллюстрациями]](/uploads/books/images/50/501e73e2ff30abdb63b6f1cda598e8fec5e2c8ac.jpg)
