— Это, я вам скажу, очень сложная война. Конечный итог, я считаю, конечный итог в Ираке должен быть таким: чтобы иракские дети могли идти на футбольное поле и играть там в мяч без опаски. Чтобы родители спокойно, ничего не боясь, отпускали детишек играть. Как у нас в Америке. Чтобы можно было выйти из дома, делать, что тебе хочется, и не бояться, что тебя похитят, что к тебе пристанут и всякое такое. Так, по-моему, во всем мире должно быть. Возможно это или нет?
День отъезда:
Солдаты должны были явиться на батальонную парковочную площадку не позже часу дня, и в 12.42 уже начались первые объятия с родными. Руки были все так же крепко переплетены и в 12.43, а в 12.45 кое-где уже плакали, в том числе в одной из машин: там, прислонясь к двери и закрыв руками лицо, неподвижно сидела женщина, солдат тем временем курил снаружи, опираясь на багажник. И так продолжалось долго.
Солдаты курили. Поправляли бронежилеты. Забирали со склада оружие. Ждали с женами, подругами, детьми, родителями, дедушками, бабушками и то и дело поглядывали на часы. Один солдат все никак не мог перестать целовать девушку, которая стояла на цыпочках; Гитц между тем приказал своему взводу потихоньку закругляться с прощаниями; другой солдат между тем клал в родительскую машину вещи, которые не брал с собой, в том числе ковбойские сапоги, у которых верх был выкрашен в красивый голубой цвет. Дело уже шло к вечеру, когда появился Козларич со Стефани и детьми. «Дрянь денек, ничего не скажешь», — промолвил он, и, когда Алли начала плакать, это никому настроение не улучшило. Он попрощался с родными у себя в кабинете. Сажая их в машину, еще раз с ними попрощался. Но они не стали уезжать сразу, просто сидели в машине, и тогда он опять с ними попрощался и вернулся в свой кабинет. Последние часы перед отъездом.
Фотоснимки семьи — упакованы. Запасной медицинский жгут — упакован. Запасной эластичный бинт — упакован. Он выглянул в окно. Жена с детьми уехала. Он погасил свет, закрыл дверь, вышел наружу и отправился со своими солдатами в ближний спортзал дожидаться автобусов, которые должны были доставить их на аэродром.
Стемнело.
Вот и автобусы.
Солдаты встали и двинулись на выход, и Козларич, когда они по одному проходили мимо, хлопал их по спине.
— Готов? — спрашивал он.
— Так точно.
— Все нормально?
— Так точно.
— Готов стать героем?
— Так точно.
Один за другим они выходили к автобусам, пока наконец в зале не остался только один солдат, с которым Козларич мог перекинуться словом. «Готовы мы воевать?» — спросил он себя. И тоже вышел.
С автобуса на самолет. С самолета на другой самолет. Потом еще один самолет, потом вертолеты, и вот наконец они прибыли туда, где им предстояло провести год, — не в «зеленую зону» с ее мощеными улицами, дипломатами и дворцами, и не на ту или другую из больших военных баз, куда, бывало, заглядывали конгрессмены подивиться на Тасо Bell[4] и быстренько упорхнуть. Компактная «передовая оперативная база» (ПОБ) Рустамия, куда их доставили, была вне досягаемости конгресса и Тасо Bell; о том, где она находится, некоторые из них получили представление еще в Соединенных Штатах, глядя на карту. Вот Ирак. Вот Багдад. Вот река Дияла, по которой проходит восточная граница Багдада. А вот здесь, поблизости от неровной речной петли, которая всегда готовым поржать девятнадцатилетним парням напомнила очертаниями собачью задницу, им и предстояло жить.
Когда они оказались на месте, втиснутые в полуторатысячную гущу солдат из других батальонов, сравнения могли быть только с чем-то еще худшим. Все в Рустамии было цвета грязи, и все воняло. Восточный ветер нес с собой запах свежего дерьма, западный — гарь от сжигаемого мусора. Ни с севера, ни с юга ветер в Рустамии не дул никогда.
Они испытали это на себе сразу, едва приземлились. Воздух был такой, что перехватывало горло. Они мигом покрылись грязью и пылью. Поскольку они прибыли глубокой ночью, не видно было почти ничего, но вскоре после рассвета несколько солдат залезли на сторожевую вышку, украдкой выглянули за камуфляжный брезент, и их поразил обширный ландшафт из мусорных куч, многие из которых горели. Перед отправкой им говорили, помимо прочего, о том, что самую большую опасность для них в этой части Багдада будут представлять самодельные взрывные устройства (СВУ) около дорог. Им говорили еще, что СВУ часто прячут в кучах мусора. Тогда это не слишком их обеспокоило, но теперь, когда они смотрели со сторожевой вышки на акры мусора, который ветер гонял по пустырям, на пепел, на столбы дыма, — обеспокоило, и еще как.
