— А это кто? — спросила Мередит, показывая на третью девочку, хорошенькую, с темными волосами и обаятельной, лукавой улыбкой. — Выглядит счастливым ребенком.
— Это Каро, Каролина Гендерсон, наша приятельница. — Тон Гарриет стал чуть напряженным. — Она действительно была счастливым ребенком. Как и мы все. У нас было хорошее детство. Я рада, что Каро тогда была довольна жизнью, потому что потом ей пришлось очень и очень несладко! — Гарриет забрала снимок и поставила на место, на стол.
— Мне очень жаль. — Мередит стало неловко.
Гарриет как будто смутилась.
— Извините. Не хотела вас прерывать. Просто мы все ее очень любили. У Каро был диабет. А потом она неожиданно стала богатой наследницей. Богатство свалилось на нее как будто нарочно, чтобы еще больше осложнить ей жизнь. Отец и дядя Каро умерли, когда она была совсем маленькой. И деду по отцовской линии, богатому, как Крез, некому больше было оставить капиталы, нажитые нечестным путем. Богатство вовсе не стало для Каро благословением! — Гарриет умолкла.
— Могу себе представить. Диабет — достаточно тяжкое испытание.
— Деньги еще более тяжкое испытание. Впрочем, Каро несла это бремя не очень долго. — Гарриет взяла чашку и шумно поставила на поднос. — Ей было всего двадцать три года, когда она умерла от передозировки.
— О, извините. — Мередит снова стало неловко. — Ее смерть имела отношение к диабету?
— Вряд ли. Считалось, что у нее была депрессия. От депрессии ее лечили. Врачи прописали ей всевозможные лекарства. Я советовала ей выкинуть все эти таблетки. Жаль, что она меня не послушалась. Понимаете, как только женщине ставят диагноз «нервная больная», ее перестают воспринимать всерьез. Что бы с ней ни случилось, ей прописывают еще больше лекарств и велят относиться к жизни проще. Никто ее не слушает. Никто ей больше не верит, зато все готовы поверить всему, что говорят о ней другие!
— Проблема сложная, — осторожно заметила Мередит. — Общаться с нервнобольными очень тяжело. Они склонны преувеличивать степень своих страданий и часто рассказывают всякие небылицы, чтобы их пожалели. Мне самой пришлось столкнуться с несколькими такими…
— Знаю, — кивнула Гарриет, — как тот мальчик из притчи, который все время кричал: «Волки, волки!» Но если такой человек — ваш близкий знакомый, вы, в общем, способны отличить то, что происходит на самом деле, от вымысла. Я не легковерна. Наоборот, меня довольно трудно в чем-то убедить. Но сочувствовать и сопереживать я умею. Из-за этого, впрочем, я в свое время тоже испытала немало огорчений. Однажды я из кожи вон вылезла, чтобы помочь моей подопечной, разрешила все ее проблемы, а через неделю она снова появилась у меня в кабинете с той же самой жуткой историей. Поработав в благотворительном фонде, научаешься отличать реальность от вымысла. — Гарриет помолчала. — И все равно иногда все понимаешь не так, как надо. Мне не нравится, когда меня обводят вокруг пальца!
В маленькой прихожей зазвонил телефон.
— Извините! — Гарриет вышла, прикрыв за собой дверь.
Мередит не слышала разговора, до нее доносился лишь приглушенный голос Гарриет. Она вздохнула с облегчением: слава богу, не придется переживать оттого, что она вынуждена подслушивать чужие разговоры. Неожиданно Гарриет повысила голос, а затем с грохотом опустила трубку на рычаг. Вернулась она с раскрасневшимся лицом и тут же направилась к бару с напитками.
— Хотите стаканчик хереса? А может, чего-нибудь покрепче? Пожелаем друг другу счастливого Рождества и все такое прочее! — Гарриет взяла два бокала.
Мередит поняла, что хозяйка «Плюща» любит выпить.
— Хорошо, я с удовольствием выпью хереса, — ответила она, хотя обычно не пила среди дня.
Гарриет убрала назад бутылку виски и разлила херес. Они чокнулись.
— За отсутствующих друзей, — сказала Гарриет. — Чтобы о них никогда не забывали!
* * *
Как и предсказывали темные тучи, к середине дня пошел дождь; к тому времени, как фары машины Маркби осветили окна «Розы», дождь лил как из ведра. Он быстро свернул на подъездную аллейку и вбежал в дом через дверь, которую предусмотрительно распахнула для него Мередит.
