– Откуда ты всех их знаешь?
– Я не знаю. Мы просто видимся в парке.
Иногда она оказывалась в парке достаточно рано, чтобы увидеть тощих лохматых койотов, завершавших ночную охоту, как в то утро, когда вышла на рассвете и койот трусцой пробежал мимо нее, держа в зубах крупную черную кошку. Она завизжала, и зверь прибавил ходу. Ей инстинктивно захотелось за ним погнаться, но зачем? Попытаться вырвать у него из зубов явно дикую кисоньку?
Флора чувствовала, как в кармане у нее на бедре жужжит телефон. Она надвинула бейсбольную кепку на лицо, воткнула наушники, хотя не слушала музыку. Что ей делать? Праздник по случаю выпускного Руби уже сегодня, все собираются у Марго, будет полно народу, в том числе бойфренд Руби и его родители. Кое-какие друзья по Лос-Анджелесу, которые заменяли им в этом городе семью. Флора никогда не умела скрывать свои чувства. Она знала, что переступит порог Марго, и та, едва взглянув на нее, спросит: «Что случилось?» – и она посыплется.
«Что бы ты ни делала, девочка, держи ухо востро. Люди не всегда такие, какими кажутся». У других матерей, возможно, нашлись бы слова поддержки, или совет, или даже – когда Флора выходила замуж, в их-то католическом районе, – ненужные утешения по поводу брачной ночи. Но только не у матери Флоры. Советы Джозефины с тех пор, как у Флоры с Джулианом все началось всерьез, и до самой свадьбы можно было бы обобщить одним словом: подозревай.
Теперь понятно, как кольцо призвало Джозефину; она могла бы во плоти стоять рядом с Флорой на вершине тропы, затягиваясь своей ментоловой Benson & Hedges. Флора так и слышала ее голос: «Слишком он красивый. Я тебе говорила с самого начала, не к добру это. Да еще и актер! Господи, неужели жизнь с твоим отцом ничему тебя не научила? Они не знают, как это, жить с одним человеком. Это оборудование, – и здесь призрак Джозефины стучал себе пальцем по виску, – не работает. Работает у этих дураков только то, что внизу».
Флору растили подозрительной и недоверчивой, и, начав встречаться с Джулианом, она именно так по умолчанию оценивала его намерения: неустанно следила. Читала почту, слушала телефонные сообщения, прочесывала ежедневники, изучала все найденные чеки. Дважды она попадалась, но, несмотря на это, гнула свою линию, пока не осознала то, что любой другой понял бы куда раньше: от слежки ей становилось только хуже. Всегда. Не потому, что она что-то находила, но потому, что от подозрительного изучения чьей-то жизни все начинало попахивать распадом.
Когда они поженились, и родилась Руби, и (так думала Флора) их взрослая жизнь и брак начались всерьез, она перестала верить словам Джозефины. Она наконец-то начала верить в то, что судьба Джозефины – не ее судьба.
Стоя у ограждения смотровой площадки, она крутила в кармане кольцо. Можно было бы зажать его в ладони, размахнуться и швырнуть на поросший кустарником склон холма, в чапарраль[9], дикий фенхель и черную горчицу. Если точно бросить, кольцо упадет в заросли или в канаву на обочине тропы. Может, его подберет коршун или тот койот, любитель кошек. Может, его найдет парковый рейнджер, и на стенде информации появится объявление: «Найдено кольцо, золотое, с гравировкой Д и Ф».
Если Флора выбросит кольцо, не придется узнавать правду, которую оно несло с собой. Она вспомнила, как они покупали это кольцо, – с ними тогда пошли Марго и Дэвид, Марго приглянулось то, что поизысканнее, такое платиновое, битое, но Джулиан выбрал золотой ободок.
Марго. В любом другом случае она бы уже давно позвонила Марго, чтобы все обсудить. Но сейчас Флоре нужно было сначала понять, что это значит. Возможно, есть совершенно логичное и невинное объяснение, почему кольцо двенадцать лет лежало в каталожном шкафу вместо того, чтобы быть там, где предполагалось: на дне стоунемского пруда, среди прутиков и слизней и всего, что потерялось за время множества летних спектаклей, поставленных во владениях Бена. Однако Флора в этом почему-то сомневалась.
