– Лакричная конфета? – Человек взглянул на Гамаша, потом на подношение. – Вы предлагаете конфету незнакомому человеку? Надеюсь, мне не придется вызывать полицию.
Гамаш непроизвольно напрягся. Неужели этот человек узнал его? Это что, завуалированная угроза? Но старик улыбался, а его блеклые глаза бесхитростно смотрели на Гамаша. Протянув руку, он сломал трубочку и бóльшую часть отдал Гамашу. Ту часть, что с конфетным пламенем, лучшую и самую большую часть.
– Merci, vous êtes très gentil.
«Спасибо, вы очень добры», – сказал человек.
– C’est moi qui vous remercie.
«Это я должен быть вам благодарен», – возразил Гамаш.
Обычный обмен любезностями между вежливыми людьми, но от этого не менее искренний. Человек говорил на идеальном французском, на котором говорят культурные, образованные французы. Может быть, с некоторым акцентом, но Гамаш понимал, что это, вероятно, предвзятая оценка, поскольку он знает: этот человек англоязычный канадец, тогда как сам он канадец франкоязычный.
Они посасывали свои части трубочки и читали каждый свое. Анри лежал рядом, а в половине четвертого библиотекарша по имени Уинни включила свет. Солнце уже садилось в городе-крепости, и в библиотеке, что приютилась в его стенах, становилось темновато.
Гамашу это напомнило матрешку. Снаружи находится Северная Америка, а в ней – Канада, а внутри Канады – Квебек. А внутри Квебека? Нечто еще более мелкое – маленькое английское сообщество. А что в нем?
Это место. Литературно-историческое общество. Оно хранило их записи, их мысли, их воспоминания, их символы. Гамашу не нужно было поднимать взгляд на статую, под которой он сидел, чтобы узнать, кто это. Это место хранило память о своих вождях, своей культуре и достижениях. Хранило что-то давно забытое или никогда не известное франкоязычному большинству за пределами этих стен, но живое здесь.
Примечательное место, о существовании которого практически не знали франкоязычные граждане. Когда он сказал об этом Эмилю, его старый друг подумал, что Гамаш шутит, выдумывает, а ведь это здание находилось в двух кварталах от его дома.
Да, это было похоже на матрешку. Одно находится в другом, а в самой сердцевине лежит крохотная жемчужина. Но вот что неясно: просто ли лежит или же прячется?
Гамаш увидел, как Уинни прошла по библиотеке с ее книжными стеллажами от пола до потолка, индейскими коврами на деревянных полах, длинным деревянным столом. Два старинных кожаных кресла и потертый кожаный диван, на котором сидел Гамаш, разложив перед собой на кофейном столике письма и книги, были чем-то вроде читального зала. Стройный ряд стеллажей нарушали арочные окна, через них в помещение проникал свет, если снаружи был свет. Но самым поразительным в этой библиотеке была антресоль, проходившая поверху. Посетители могли подняться по кованой металлической винтовой лестнице ко второму этажу стеллажей, упиравшихся в оштукатуренный потолок.
Это помещение было заполнено множеством томов, больших и маленьких. Светом. Покоем.
Гамаш не мог поверить, что все эти годы не знал о библиотеке, что набрел на нее совершенно случайно, когда прогуливался, пытаясь прогнать навязчивые видения. Еще хуже этих незваных мелькающих образов были звуки. Звуки выстрелов, стоны дерева и стен, в которые вгрызались пули. Крики, потом вопли.
Но громче всего этого звучал тот спокойный, доверчивый молодой голос: «Я вам верю, сэр».
Арман и Анри покинули библиотеку и обычным маршрутом обошли ближайшие магазины, купив отборные сыры из сырого молока, паштет и ягнятину от Ж. А. Муасана, фрукты и овощи в продовольственном магазине на другой стороне улицы, свежий, еще теплый батон в пекарне Пайяра на рю Сен-Жан. Добравшись домой раньше Эмиля, Гамаш подбросил дров в камин, чтобы поднять температуру в доме. Дом был построен в 1752 году, и хотя каменные стены толщиной в три фута могли запросто выдержать попадание пушечного ядра, против зимних ветров дом был беззащитен.
Гамаш принялся готовить, и в доме потеплело. Когда появился Эмиль, в теплом воздухе уже стоял запах розмарина, чеснока и ягненка.
– Salut!
