Выбравшись через окно, и в обход, продравшись через стланик, Соловьев добрался до штаба и ворвался в кабинет комбрига.
— Вот! — поставил он на стол банку икры.
В кабинете было человек семь: проверяющий из Москвы, лощеный, упитанный и чистенький капраз, комбриг, начпо, начштаба, секретарь парткомиссии и мелкие штабные.
Все воззрились на это нагло заявленное «Вот».
Со стенок банки на полированную столешницу стекали медленные грязно-бело-красные потеки, расплываясь на полировке и превращаясь в безобразные лужицы. То ли сперма с кровью, то ли клей БФ с клюквой…
Такие же лужицы обозначили периметр шинели Соловьева. Икринки сначала скапливались на выпуклостях лейтенантского тела, а затем, набрав критическую массу, нежно, с сочным шлепком ложились на паркет..
Безобразные пятна слизи, еще недавно бывшие деликатесом, пропитали черное сукно шинели и распущенную штанину, превратившуюся в бесформенный грязный жгут.
Особенно не по-уставному выглядела бледная, голая волосатая нога с кровоточащей царапиной с внутренней стороны. Зрелище было прегадкое.
Первым пришел в себя проверяющий. Брезгливо пожевав губами, и сложив их в трогательную обиженную трубочку, он вопросил вдруг ставшим тонким голоском:
— А где же вторая банка?
Дело в том, что москвичам, проверяющим готовность ВМФ к ведению боевых действий, приходилось делиться итогами командировки с начальником, с кадрами, с коллегами.
Одной банки явно не хватало. Себе не оставалось. Это было серьезно.
Проверяющий уже начал искать справку по бригаде, чтобы восстановить часть найденных замечаний, вычеркнутых в честь икры.
Комбриг и Начпо первыми поняли возможные масштабы происходящей трагедии.
Прощай, Академия Генштаба, прощай перевод в советскую Европу — Прибалтику.
— Соловьев! — голос комбрига заставил дрожать стекла. — В санчасть, быстро, на перевязку.
— И новенькую фельдшерицу пришли, пусть зайдет, — все же он был мудр, наш комбриг.
Фельдшерица появилась через секунду после этих слов. Еще раскаты эха блуждали по кабинету, а она — тут как тут. Мистика! Правый рукав халата у нее был закатан до плеча — она была акушером и, очевидно, только что прервала осмотр очередной «подводницкой» жены. Пока воображение присутствующих дорисовывало соблазнительные картины, вызванные этим закатанным рукавом (флагманский штурман даже прикрыл глаза и затряс головой, отгоняя наваждение), комбриг что-то шепнул ей на ухо. Кивнув и забрав со стола банку с икрой, она удалилась.
Через несколько минут опаснейшая ситуация была гениально разрешена. Дело в том, что только в санчасти можно было найти баночки из-под майонеза. Для чего они там использовались, скромно умолчим. Но двенадцать баночек, горлышки которых были заботливо прикрыты вощеной бумагой и перетянуты резиночками, а внутри светился, зернился и переливался нежным цветом рыбный деликатес, благотворно подействовали на настроение москвича. Он опять стал благодушен и спрятал справку по бригаде. При такой упаковке икры хватало. На всех.
— Вот, чтобы, значится, удобней везти было, и вообще… — вступил начпо. Все закивали головами, делая вид, что упаковка икры в баночки для анализов дело обычное. Такая вот фирменная бригадная упаковка. Проверяющий был зачарован содержанием и форму пропускал через него, а потому напрашивающихся аналогий не провел. Соловьев появился из санчасти с остекленевшими глазами и медицинской лопаткой в руке — он ей икру в эти баночки перекладывал. Бедняга был чем-то так потрясен, что порывался нарушить субординацию и произнести пару фраз без разрешения. Из состояния «грогги» его вывел начштаба, объявив выговор за неопрятный внешний вид и выгнав из кабинета с обещанием потом разобраться.
Иногда неведение лучше знания. Фельдшерица появилась у нас недавно. До нее, в лучших традициях домостроя, к телам женщин гарнизона, особенно в вопросах гинекологии, врачи-мужчины не допускались. На аборты, если позволяли срок и погода, бедняжки отправлялись в Петропавловск, в госпиталь. Те, кому не повезло, были вынуждены рожать.
И вот, наконец-то, появилась женщина-акушер. Все заинтересованные бросились в санчасть. Весь майонез с прошлого привоза продовольствия (ящик) был раскуплен. Баночки были чисто вымыты, а анализы сданы волнующимися от задержки месячных гарнизонными дамами. Других баночек не было. Кстати, именно во время перекладки «рыбьих яиц» слесарь бербазы что-то ремонтировал. Воды в городке не было. Ни руки помыть, ни, совершенно верно, баночки.
