Пришлось это событие обмыть, радуясь, что по нашему неведению шкала оказалась Рихтера, а не Эсмарха, поэтому обошлось без последствий, не как у остальных. Хотя у Эсмарха, кажется, была не шкала, а кружка, но для тех же целей. Блажен, кто занимается тем, чем занимались мы.
— Сергей, жениться хочу, — поделился сокровенным Митя, опрокинув в рот очередную рюмку.
Я озадаченно замолчал. У Мити и подруги-то не было, даже временной, а тут подобные заявления.
— На ком?
— На Люде-маленькой. Очень красивая.
Это была вторая неприятность, я даже поперхнулся.
— Мить, ну она же блядь, ее весь городок имел!
— Не блядь, просто ее так жизнь била и несчастливые любви. Или любови? Да ладно, не важно, я ее перевоспитаю. И вообще, откуда ты знаешь, что блядь? Я не верю.
На такой вопрос о невесте трудно ответить прямо, и я начал лавировать, если не вилять.
— Ну, говорили…
— Что говорили? — Митя был настойчив.
— Гости у нее часто, мужчины.
— Это не доказательство, она просто общительный человек. Конкретнее.
— В ресторане каждый вечер.
— А мы? Да и где еще отдохнуть? Конкретнее.
Митя явно наслаждался труднодоказуемостью сомнительной непорочности невесты. Но некоторые иллюзии достойны только немедленного уничтожения, как компьютерные вирусы. Это был именно тот случай.
— Под левой грудью родинка, еще одна в виде сердечка на правом бедре, с внутренней стороны, в трех сантиметрах от того места, где ноги расходятся. И на причинном месте седая прядь. Продолжать?
Митя замолчал, а потом с грустью спросил:
— Что, и ты там был? Друг, называется!
— Нет, люди говорили…
А что еще можно было ответить влюбленному?
Митя помолчал, а потом упрямо сказал:
— Все равно, я ее перевоспитаю. И я не видел ни родинок, ни того, остального. Мы еще не так близки. Но она меня любит. И согласна перевоспитываться.
Я понял, что Людка-маленькая настроена серьезно.
В свои двадцать три года Митя еще был девственником и ко всем женщинам, даже таким, как Людка-маленькая, относился трепетно, а не прагматично. Мы и в компанию его не любили брать. Когда пары уже занимались делом, Митя читал своей временной половине стихи Блока, Мандельштама, Гумилева или Есенина, цитировал Овидия и даже «Анналы» Тацита, пытался наставить ее на путь истинный, если она уж больно откровенно заявляла о своих желаниях, и вообще был больше похож на миссионера, сопротивляющегося кастрации дикими индейцами, чем на сексуально озабоченного нормального мужика. Девушки утром были злы и очень возмущались, особенно «Анналами».
— Так бы прямо и сказал, что извращенец. Может, я бы и дала. А он все вокруг да около со своим тацитом. А «тацит» это что, болезнь такая?
Была еще Людка-большая. Она была старой — целых 28 лет от роду! Но на безрыбье, как говорится, и сам раком станешь, и старушку вниманием не обижали.
Обеих Людок близко знали не только военные этого поселка, но и многие другие, из приходящих в завод экипажей.
В своих целях и методах достижения этих целей они были настолько похожи, что разница состояла только в комплекции и семи годах разницы в возрасте, отсюда и деление на «маленькую» и «большую». Целью было замужество, методом ее достижения — постель. Ни один холостяк гарнизона или ремонтирующегося корабля не был ими оставлен без внимания. Кстати, если вы переспали с женщиной, а потом узнали, что ваш друг или сослуживец побывал в той же постели, то вы уже не друзья, а молочные братья. Поголовье молочных братьев увеличивалось не по дням, а по часам. Девицы, сами того не зная, применяли на практике философский закон перехода количества в качество. То есть из такого количества мужиков все равно, рано или поздно, кого-то, да и удастся окольцевать. Кстати, обеим таки удалось. Тогда все было гораздо легче — СПИД еще не изобрели, паленую водку тоже, болезни, передаваемые половым путем, лечились обычными антибиотиками, а любовь не покупалась за деньги, достаточно было столика в ресторане или джентльменского набора в портфеле, а некоторые холостяки искренне верили в сомнительный постулат: «переспал — обязан жениться».
И их окольцовывали такие вот Людки. И, что удивительно, становились преданными и заботливыми женами.