На 38-й стрит он отказался от этой идеи. Истекая потом, с вздымающейся грудью, он прошел квартал, держа руки на поясе, судорожно захватывая ртом большие порции воздуха. Потом присел на стояк, ожидая, пока остынет. Айрис все еще была там, все еще ждала за дверью его разума.
Ой, парень, вздохнул он устало, забудь это. Забудь. Над рекой сейчас висела темнота. Инстинктивно он повернулся лицом к дому. Ни со стариком, ни с кем из друзей говорить ему об этом не хотелось. Он еще не был готов говорить об этом. Если бы у него была мать, может быть, он бы поговорил с ней. Конечно, не обо всем, но кое-что он бы мог бы ей рассказать. Он мог бы сказать — он с трудом произнес эти слова про себя — я влюблен. Он попробовал сделать это вслух:
— Я влюблен в нее.
Так это звучало менее глупо. Он повторил еще раз:
— Я влюблен в Айрис Хартфорд. — И добавил: — Штат Коннектикут. — И засмеялся.
На 42-й стрит он купил ванильный молочный коктейль и вошел в «Транс-Люкс». Его так поразили японские птицы-рыболовы, что он остался и посмотрел этот кусок еще раз. К своему дому он подходил уже в половине десятого.
Когда он шел по 63-й стрит между 2-й и 1-й авеню, какая-то девушка окликнула его по имени. Он наконец узнал ее. Это была Элис Мартулло. Рядом с ней стояла незнакомая Вито девушка.
— Почему это ты не пошел в кино? — спросила Элис, невысокая, с темными волосами, одетая в милую блузку оранжево-розового цвета. Ее затылок украшала искусно сложенная голубая косынка, приколотая к волосам так, что она охватывала голову, как обруч.
— Почему это вдруг ты такая любопытная? — ответил Вито. Он поднялся по ступенькам крыльца и сел выше девушек. Преувеличенно плавным жестом зажег сигарету.
— Послушай, Вито Пеллегрино, — прошипела Элис, — если ты думаешь, что я собираюсь за тобой шпионить, то ты сошел со своего крохотного ума. Если хочешь знать, мой отец пригласил твоего отца выпить пива, и он сказал, что ты пошел в кино. Поэтому усохни.
— Поэтому успокойся. Кто твоя подруга?
— Мери Каллаген, это Вито Пеллегрино, порядочная сволочь.
— Привет. — Мери хихикнула.
— Привет.
— Дашь мне затянуться? — спросила Элис.
— Чтобы твой старик вопил, что я кровавый убийца, потому что я научил тебя курить?
— Ха! Большое дело. Моего отца не волнует, что я курю. Он знает, что я курю. Он только не хочет, чтобы я это делала в его присутствии.
— Это единственное, что он не хочет, чтобы ты делала в его присутствии?
— О! Послушай, Вито Пеллегрино, у меня есть горячее желание вмазать по твоей грязной физиономии.
— А, брось. Сейчас слишком жарко, чтоб разводить пары.
— Разводить пары! А кто начал? Я больше не собираюсь оставаться здесь и выслушивать оскорбления. Пойдем, Мери, лучше посмотрим телевизор.
— Может быть, Мери больше нравится быть здесь, со мной, — сказал Вито.
— Ей не нравится. Она…
— Почему ты не спросишь ее?
— Послушай, Вито… Мери, я иду смотреть телевизор, а если ты хочешь тратить свое время на этого мерзавца, это твое дело.
Пухленькая Мери хихикнула. У нее были так выбриты брови, что ее лицо постоянно сохраняло выражение легкого удивления. Она неохотно начала подниматься. Она явно была медлительной девушкой. Вито поймал ее руку.
— Подожди минутку, Мери. Пусть она идет. Это свободная страна, не правда ли?
— Конечно, но Элис моя подруга.
— Да? А я разве не твой друг? — улыбнулся ей Вито. Он почувствовал легкое возбуждение, когда понял, что она подчинится ему.
— Да, конечно, я тоже так думаю, но…
— Замечательно. Тогда сядь и расслабься. Пусть она смотрит телевизор.
— Доброй ночи! — Элис бросилась в дом.
— Она пьет слишком много кофе, — сказал Вито. — Кофе действует на нервы. — Он скорчил гримасу, как будто у него нервный тик, и Мери засмеялась.
— Пойдем попьем кока-колу.
— Мне кажется, не стоит. Кроме того, если кто-то из ребят — то есть, если я войду с тобой и Элис услышит про это… Это совсем другое, чем просто сидеть здесь, понимаешь?
— Ну, ладно, — сказал Вито быстро. — Тогда давай поднимемся на крышу.
Она покраснела.
— А почему тебе не нравится сидеть здесь?
— Пойдем, — сказал Вито. — Я не люблю, когда кто-то стоит у меня за спиной. — Он покосился наверх, и штора в неосвещенном окне отчетливо заколыхалась.