Я подождал, пока костер разгорится, сложив его так, чтобы горел жарче и быстрее. Я не собирался ничего на нем готовить. Несколько минут – все что мне было нужно. Я присел пониже и двигался как можно реже. Песня собравшихся сотен воробьев была полна энтузиазма и заполняла все вокруг.
Когда пламя разгорелось, я очертил вокруг себя круг лопаткой на мягкой земле. Я прикоснулся к нему пальцем, приложил небольшое усилие воли – и магия круга тут же вспыхнула вокруг меня. Это был мистический, а не физический барьер, нечто, что может сдерживать и концентрировать магические усилия, а главное, облегчит мне мою задачу. Такой барьер не виден, его нельзя пощупать, но он очень, очень реален.
Множество важных вещей – такие же.
Я сконцентрировал всю свою волю, собрав ее в узкий фокус. Люди почему-то думают, что чародеи используют волшебные слова. На самом деле никаких волшебных слов не существует. Даже те, что мы используем в своих заклинаниях – всего лишь символы, инструмент, изолирующий ум от энергий, протекающих сквозь него. Слова имеют силу столь же ужасную и прекрасную, как магия, и не нуждаются в бюджете на спецэффекты.
Что в конечном итоге движет магией – чистая воля. Эмоции могут усилить ее, иногда ты подпитываешь магию эмоциями, даже если это просто воля в другом выражении, иной оттенок твоего желания что-то сотворить. Некоторые вещи, которые ты делаешь, как чародей, требуют отложить эмоции в сторону. Они полезны в моменты кризиса, но в методичном целенаправленном усилии могут нанести серьезный ущерб твоим намерениям. Так что я заблокировал все свои эмоции: замешательство, сомнение, неуверенность, вместе с совершенно разумным страхом, – пока осталось только мое рациональное «я» и моя потребность достичь конкретной цели.
И только тогда я поднял голову и заговорил, наполняя каждое слово силой моей потребности, посылая вызов во Вселенную. Вложенная в слова сила сделала звук моего голоса странным – громким, глубоким, богатым.
– Леди Света и Жизни, услышь меня. Ты, Королева Вечно-Зеленого мира, Леди Цветов, услышь меня. Появились ужасающие предзнаменования. Услышь мой голос. Услышь мою нужду. Я Гарри Дрезден, Зимний Рыцарь, и мне нужно говорить с тобою. – Я возвысил голос и загремел: – Титания, Титания, Титания! Я вызываю тебя!
Последний слог отразился от всех окружавших меня предметов грохочущим эхом, что привело воробьев в состояние паники. Они взлетели облаком тысяч крыльев и маленьких тел, собравшись в рой, и принялись летать дикими кругами над лугом.
– Ну же, – выдохнул я. – Ну давай же.
Я стоял в молчании долгое время и уже начал думать, что ничего так и не произойдет.
И тогда я увидел, как тучи стали сворачиваться и вращаться – я точно знал, что это означает.
Я прожил на Среднем Западе большую часть жизни. Торнадо здесь – факт жизни, часть бытия. Люди думают, что они ужасны, и это так, но с ними можно выжить при условии следования простым рекомендациям: предупредить людей заранее, а ты, услышав предупреждение, должен бежать к ближайшему безопасному месту – к подвалу или погребу. Иногда такое место – под лестницей. Иногда – в доме, в ванной комнате. Иногда же лучшее, на что ты можешь рассчитывать – самая глубокая канава в пределах досягаемости.
Но в принципе все сводится к простому: «беги и прячься».
Годы жизни на Среднем Западе буквально вопили, чтобы именно это я и сделал. Сердце начало колотиться, рот пересох, а тучи над головой – говоря «над головой», я имею в виду прямо над моей головой – вращались все быстрее и быстрее.
Птицы разом взлетели в небо из всех уголков Мэджик Хедж, присоединяясь к воробьям в их сумасшедшем полете по кругу. Воздух внезапно стал ближе, а моросящий дождь резко прекратился, словно кто-то перекрыл кран. Странные молнии без грома сверкали среди туч, и это превращало все оттенки белого, голубого и зеленоватого морского цвета в пары воды, разделенные светом на цвета видимого спектра.
И тогда я почувствовал кое-что – теплоту, которую я ощущал в Лилии, только в сотни раз жарче, и ярче, и интенсивнее. Тучи стали снижаться, а обезумевшие птицы сузили свой круг, пока он не превратился в стену сверкающих перьев и блестящих глаз вокруг луга. Затем – вспышка света и грохот грома, странно-музыкального, как послезвучие какого-то огромного гонга, а ливень комочков земли и клочков опаленной осенней травы взлетел в воздух. Я выбросил вверх руку, прикрывая глаза, но продолжал твердо стоять на ногах.
