Это выглядело так просто. Все знают, что гораздо больше людей страстно желают адоптировать[1] детей, чем имеется в наличии здоровых и готовых к адоптации новорожденных — но почему-то этот спрос не перемещался на новых нерожденных. Обычно люди, у которых есть желание и возможности нанять суррогатную мать, хотят ребенка со своим собственным генетическим материалом. С другой стороны, они пытаются приобрести первоклассные яйцеклетки и сперму — у тех, кто может их предложить, и хотят детей на заказ, а не что-то удаленное у беспечных или аморальных женщин.
Да, для новорожденных всегда можно найти дом. Это штука психологическая. Люди, которые не желают адоптировать неизвестно какой эмбрион, иначе реагируют на живого ребенка. Меня уверили в этом даже до того, как зародыш был имплантирован в мою матку.
— Не тревожьтесь, что вам придется оставить ребенка — уже есть любящий дом, который как раз ждет, когда этот маленький родится, — сказал яркоглазый социальный работник с вьющимися волосами. — Если вы от этого чувствуете себя лучше, то в любое время в течении беременности вы можете подписать бумаги на свободную адоптацию. Не желаете ли сделать это прямо сейчас?
Но я не желала делать или подписывать что-либо, что могло бы подразумевать мое согласие с тем, что было сделано со мной. И даже если я не хотела ребенка, ибо не видела способа, как удержание его могло пойти мне на пользу, я все равно сопротивлялась, почти инстинктивно.
Иногда я чувствовала себя крысой в клетке, но я была умной крысой. Моя голова не прекращала яростно работать, чтобы найти способ выпутаться. А если я не смогу выпутаться, то — я была умной и злобной крысой — я хочу, чтобы пострадал кто-то еще.
Хотя не просто кто попало. Я желала отомстить. Месть была бы моим утешением. Я хотела добраться до тех, кто сотворил такое со мной. Джон? Нет. Он и так достаточно пострадал. Мой бедный Абеляр. Он был трус, вот и все, и отчаянно пытался спасти собственную шкуру. Я ведь любила его когда-то и не могла этого забыть.
Но мне бы понравился шанс сотворить что-нибудь с его адвокатом. И с жеманной сплетницей, вовлекшей меня во все это. И с моим беспечный защитником, которая позволила всему этому произойти. И с судьей. Да, прежде всего судья Арнольд Джейсон был тем самым, которого я по-настоящему хотела видеть страдающим. У меня была прорва жестоких, ребяческих фантазий о том, что бы я сделала с ним, если б выпал шанс…
Я понимала, что все это маловероятно. Я понимала, что мои фантазии о расплате должны остаться лишь фантазиями. И даже они начали слабеть под смягчающим влиянием гормонов, когда моя беременность прогрессировала и хотя в этом можно и сомневаться — от профессионального умения советчицы Кармен.
Потихоньку появились новые фантазии и заняли место предыдущих. Сны наяву о материнстве. Этот ребенок, вместо безликого «нерожденного», стал в моих фантазиях сыном или дочерью Джона. Хотя мы не могли быть вместе, мне всегда хотелось от него ребенка…
Иногда я страшилась самой себя.
И все-таки, с другой стороны, почему я не должна иметь ребенка — этого ребенка? Что с того, что я его не выбирала? — сама идея такого выбора это весьма новомодная штука, материнский инстинкт (а именно его я чувствовала) гораздо более древен. Ребенок был во мне, а это делало его моим. Я начала ненавидеть идею потерять его. Мысль о том, чтобы вручить моего ребенка каким-то чужакам казалась бо́льшим наказанием, чем сама беременность. Нравится это или нет, но я становилась матерью.
Но если я дойду до того, чтобы такое сотворить, я знала, что хочу пойти на это с открытыми глазами. Моя новая работа — ввод сырых данных, представьте себе! — оставляла мне слишком много времени для фантазий. Я решила использовать это время наилучшим образом. Я стала исследовать происхождение своего ребенка. Я пообещала себе, что если ребенок внутри меня происходит от кого-то слишком уж очевидно страшного и нездорового, я откажусь от него, не желая растить тикающую генетическую замедленную бомбу.
Я была уверена, что подробности происхождения всех нерожденных должны содержаться где-нибудь в каком-то файле. По крайней мере их матери могут быть идентифицированы на случай, если они захотят вернуться и потребовать своих нерожденных детей, когда улучшиться их положение (такое иногда случалось).
