Милитар совершенно открыто встречался с Ингрид каждый день — в отсутствие мужа она решала на Свальбарде все вопросы, — и вечера они также проводили вместе, подводя итоги дня прошедшего и намечая планы на день грядущий. А в этот вечер как-то так вышло, что они пили чай не в общем холле, а во внутренней гостевой Ингрид, примыкавшей к её спальне.
Ингрид вышла к чаю, одетая в нечто среднее между вечерним платьем и длинным халатом, облегавшим её стройную фигуру так, что все соблазнительные выпуклости тела жены ярла были видны отчётливее, чем если бы она предстала перед глобом полностью обнажённой.
Разговор шёл ни о чём. Хендрикс на ничего не значащие вопросы Ингрид отвечал невпопад, всеми клетками тела ощущая буквально хлещущий от неё sex appeal — половой призыв, — сопротивляться которому он уже не мог (да и не хотел). Окончательно потеряв нить разговора, глоб посмотрел на северянку, глядевшую на него с лёгкой полуулыбкой, и произнёс первое, что ему пришло в голову, имея в виду одежду викингессы:
— Красивая упаковка. А содержимое — оно уступает внешнему виду, или как?
— Можешь проверить, — ответила Ингрид, мягким движением откидываясь на спинку глубокого кресла и отодвигаясь вместе с ним от низкого чайного столика.
И тогда Хендрикс встал, пересёк разделявшие их метры, расстегнул сверху донизу вечернее платье властительницы Свальбарда (обнаружив при этом, что оно надето на голое тело, и попутно освобождаясь от мешавших ему брюк) и вошёл между её призывно-радостно распахнувшихся коленей ударом клинка — по рукоять. Женщина застонала и выгнулась всем телом, обнимая его за шею и откидывая назад голову, украшенную копной волос. Хендрикс входил в неё раз за разом, как в смертельном бою, который надо выиграть любой ценой, пока не разрядился потоком семени, ударившим в горячее и жадное чрево викингессы. Ингрид вскрикнула и вонзила ногти в шею глоба, разбавляя ему острое наслаждение острой болью.
С этой минуты дни стали казаться им обоим всего лишь довеском к ночам — точнее, ко времени сна: на Свальбард опустилась полярная ночь, съевшая светлое время суток, — и эти ночи были наполнены изматывающим блаженством. Многоопытный глоб, никогда не принимавший всерьёз женщин, деливших с ним постель, не узнавал себя: его тянуло к этой женщине так, как к никакой другой. И однажды ночью, лёжа в её объятьях, он взял Ингрид за подбородок и сказал, глядя в её кошачьи глаза:
— Послушай, а ты не хочешь стать моей женой? Ты могла бы покинуть Свальбард и жить там, за океаном. Мы с тобой далеко ещё не старики, и генетика не стоит на месте — у нас будут дети, и старость мы встретим вдвоём, не думая ни о чём и ничего не опасаясь: за годы работы я заработал достаточно, чтобы безбедно прожить остаток дней — вместе с той, которая захочет разделить их со мной.
— Заманчиво… Но вообще-то я собиралась стать королевой свободной Скандинавии: об этом я мечтала с раннего детства. И моя мечта…
— Не будет никакого скандинавского королевства! — оборвал её глоб. — Неужели ты не понимаешь, что все эти игры в князей и королей скоро кончатся? Ты ведь умна — этого у тебя не отнять, — разве ты не видишь, к чему всё идёт? Все карликовые государства, мнящие себя самостоятельными, рано или поздно — причём скорее рано, чем поздно, — будут поглощены могучим державами, которые можно перечесть по пальцам. И Свальбард, и вся "свободная Скандинавия" не станут исключением из этого общего правила.
Хендрикс чувствовал, что говорит лишнее, но его задел за живое завуалированный отказ всерьёз зацепившей его женщины, которую он не хотел потерять. Из всех женщин, которых он знал, след в его памяти оставила разве что Лолита (он думал с ней встретиться по возвращении домой и даже завещал кое-что этой молодой полуфабке), но Ингрид властно вытеснила из его души и сердца ничем не примечательную официантку маленького бара.
— Я подумаю, Хен, — очень серьёзно проговорила Ингрид, — это так неожиданно… Да, встретить старость вдали от непрерывных кровавых стычек, в богатстве, покое и уюте — это заманчиво. И дети — это тоже заманчиво: очень. Пожалуй, я приму твоё предложение — если, конечно, ты всерьёз намерен взять меня в жёны. Но ты должен меня убедить!
