- Я рада, что мы поговорили и теперь поняла, что обратилась именно к тому человеку, который мне нужен.
- А что - у вас появились проблемы криминального характера? удивилась Алла.
- Что вы! - замахала руками актриса. - Я человек мирный. Но вот у Ладо не все ладно...
- А что с ним?
- В последнее время он какой-то напряженный. Обычно сын все мне рассказывает, а теперь стал скрытничать. Отмахивается, мол, ерунда, ничего серьезного, но материнское сердце не обманешь. Что-то у него случилось, но Владимир не хочет меня в это посвящать.
- Ладно, я с ним пообщаюсь и предложу свою помощь. Мы с "самаритянками" не только расследуем преступления, но можем избавить от многих проблем. У вас есть какие-то предположения? Ему угрожают? Шантажируют?
- Я ничего не знаю. Чувствую, что у сына серьезные проблемы, и меня это очень тревожит. Угрозы в его адрес могут быть, он же репортер криминальной хроники. Вдруг ему что-то стало известно?
- Да уж, обладать какой-то важной информацией опасно, - согласилась Алла и тут же прикусила язычок - зачем волновать и без того встревоженную, к тому же, престарелую женщину. - Но не беспокойтесь, Ксения Аркадьевна, "Самаритянин" возьмет его под защиту.
- Спасибо, Аллочка. - Собеседница обрадовалась. - Поначалу я полагала, что напряженность сына связана с неудачным браком - с женой они живут хуже кошки с собакой. И пригласила вас для того, чтобы вы поговорили с Ладо. Катя, его жена, милая женщина. Простовата, правда, но для семейной жизни это не самый большой недостаток. Нелады в их семейной жизни во многом по вине самого Владимира, и я хотела попросить вас вразумить его. Но теперь мне кажется, что дело не в этом. Размолвки с Катюшей сын не особенно переживал - у него есть дама сердца, и не одна. Когда они ссорились с женой, он уходил к очередной любовнице, а потом Катя просила меня помирить их. Характер у сына сложный, ужиться с ним непросто, но Катенька стоически терпит ради детей. Мы с ней ладим, у неё от меня секретов нет. Она призналась, что в последнее время Ладо сам не свой. И это меня очень беспокоит.
- Я все выясню, Ксения Аркадьевна и помогу всем, чем смогу.
- Еще раз спасибо, Аллочка. Я не знала о вашем новом поприще, но не сомневалась, что вы по старой памяти не откажете мне в просьбе.
В почтовом ящике его ждал новый конверт.
"Оперативно действуют, - отметил Андрей и, не вскрывая, сунул послание в карман. - Видно, Вика или её мамаша успели раньше меня, прикатив на машине".
Посетив тещу с женой, он часок посидел в ресторане, потом доехал до дома на частнике, - времени у двух шакалих было достаточно.
Андрей даже не удивился, обнаружив ещё один конверт на обувном стеллаже в прихожей. Сценарий уже отработан: два послания - одно в почтовом ящике, второе в квартире.
Вскрывать их он не стал - уже ясно, что там. Достав из кармана конверт, бросил его поверх лежащего на стеллаже и пошел на кухню.
Так, это уже что-то новенькое. На оконном стекле чем-то вроде стеклографа, но не черного, а красного цвета, красовалась крупная надпись: "ТЫ ЗА ВСЕ ПОПЛАТИШЬСЯ УБИЙЦА"
"Да уж, со знаками препинания моя жена не знакома, - усмехнулся Андрей. - В школе училась с двойки на тройки, заранее решив, что ни к чему обременять себя знаниями".
Он провел пальцем по одной из букв, но она не стиралась, лишь немного смазалась. Если оставить так - с улицы видно. Пусть и в зеркальном отображении, но слово "убийца" можно разобрать. Да и в гости кто-то может заглянуть.
Вооружившись тряпкой, Андрей с полчаса остервенело тер стекло. Надпись размазалась, на стекле осталось огромное пятно, но, по крайней мере, теперь невозможно прочесть.
Владимир Кохадзе, единственный и горячо любимый сын Ксении Аркадьевны Каревой, был одним из самых красивых парней с их курса. На четверть грузин, родился и вырос в Москве. В его внешности ничего кавказского, и если бы не фамилия, никому не пришло бы в голову задуматься о его корнях.
В семнадцать лет Владимир выглядел настоящим заморышем - субтильный, узкоплечий блондин, стеснявшийся своего невысокого роста. Занятия по физвоспитанию стали для тщедушного парня сущей пыткой. Рослые сокурсники с инфантильной жестокостью высмеивали его неспортивность, не желали брать в команду, когда группа разделялась на две части, чтобы сразиться в волейбол-баскетбол. Промучившись пару месяцев, бедняга признался тренеру, что в школе был освобожден от уроков физкультуры, а тот равнодушно бросил:
