— Женевьева! — крикнул он, оказавшись на лестничной клетке. — К нам пришли господа из жандармерии. Поторопись… Спускайся…
Эмили подумала, что если она когда-нибудь выйдет замуж и ее муж позволит себе разговаривать с ней подобным тоном, пусть даже только один раз, она немедленно выставит его за дверь.
Мадам Дельво была тщедушной женщиной. Судя по взглядам, которые она всякий раз бросала на мужа, словно ища одобрения своим словам, она, казалось, полностью ему подчинялась.
— Хотите чего-нибудь выпить? Прохладительные напитки? — спросила Женевьева с некоторым беспокойством, но приветливым тоном, резко контрастировавшим с тоном ее супруга.
— Нет, спасибо, — отказался Франк.
Ему не терпелось взять быка за рога.
— С удовольствием, — откликнулась Эмили, вставая. — Я помогу вам.
Франк заговорщически подмигнул ей. Эмили нашла прекрасный повод, чтобы узнать, какой вид открывается из кухонного окна.
— Какой характер носили ваши отношения с мадам Браше? — начал Франк.
Мужчина, сидевший напротив, нахмурился. Тон разговора казался ему более резким, чем в прошлый раз, почти обвиняющим.
— Ну, Николь Браше была нашей соседкой на протяжении вот уже… пятнадцати лет.
— Мы знаем. Вы жили в добром согласии?
— «В добром согласии»? Да, каждый из нас жил сам по себе, и это хорошо.
— Мы выяснили, что лет десять назад между вами возник спор. Вы огородили участок земли, а потом, по кадастровой записи, выяснилось, что он является собственностью мадам Браше.
Франсуа Дельво тяжело вздохнул. Малейшее упоминание об этой истории было способно вывести его из себя.
— Этот надел был частью земельного участка, купленного нами, — пустился он в объяснения. — Мы потратили много денег на его обустройство и на возведение изгороди. Вы думаете, что эта мегера стала возражать, когда мы начали работы? Нет, она ждала, когда мы все закончим, и только потом выложила карты на стол.
— Кажется, до суда дело не дошло.
— Адвокат разубедил нас обращаться в суд. В нашу купчую вкралась ошибка. Это отчетливо явствует из кадастра. Мы предпочли сломать изгородь, иначе нам пришлось бы понести более существенные убытки, выплачивая мадам Браше проценты и возмещая ущерб. Полагаю, именно этого она и добивалась. Но какое это имеет отношение к ее убийству? Вы же не собираетесь повесить его на нас?
Франк решил, что лучше пока не давить на Дельво.
— Успокойтесь, мсье Дельво. Мы просто пытаемся выяснить, какие у мадам Браше были отношения с соседями. Судя по вашим словам, ее не любили?
— Да вы просто мастер эвфемизмов! — с иронией отозвался Дельво. — Эта женщина слишком много болтала.
— Да, она постоянно распускала сплетни, — добавила мадам Дельво, возвращаясь из кухни вместе с Эмили. В руках она держала поднос.
Франк обернулся к ней.
— Я думал, что она вела уединенный образ жизни. С кем она могла сплетничать?
— К ней многие заходили, — на одном дыхании продолжила Женевьева и бросила взгляд на мужа, словно хотела убедиться, что не говорит глупостей. — Врач, медсестра, помощница по хозяйству, почтальон… Да все, кто шел мимо. Наша соседка пользовалась любым предлогом, чтобы рассказать о своей жизни, посудачить об окружающих…
— Послушайте, — вмешался в разговор Франсуа Дельво, — Николь Браше была одинокой, озлобившейся женщиной. У нее не было ни семьи, ни детей. И она неприязненно относилась к людям.
«А не слишком ли высоко ты ставишь планку?» — подумал Франк.
— Допустим. Давайте вернемся ко дню убийства. Вы были дома в четверг, 12 марта этого года? — спросил он, все же беря стакан лимонада ярко-желтого цвета.
— Разумеется. Мы так и сказали в тот день, когда было обнаружено тело.
— Мы полагаем, что вашу соседку убили между четырнадцатью и семнадцатью часами. В этот промежуток времени видели ли вы какую-нибудь машину, стоявшую около ее дома или где-нибудь поблизости?
Вопрос был адресован обоим супругам, но Франк следил в основном за реакцией мадам Дельво, более сговорчивой, чем ее муж. По ее лицу пробежала тень беспокойства, но, возможно, она просто подумала об ужасном преступлении, совершенном в нескольких десятках метров от их дома.
