Отмеренно, с едва сдерживаемой злостью он сказал:
— Дверь в нашу квартиру, расположенную в действительных координатах мегаполиса.
Ее волосы упали на глаза как разорванный флаг.
— Пробуй еще! Сделай что-нибудь!
Муж разбежался, ударил дверь плечом, потом ногой и так пять раз. Он знал, что это не имеет смысла. Вокруг в бледно-зеленом свете пульсировали голые стены пустой комнаты.
Румпа сидела на полу, сжавшись в комочек, вся бледная. Ей на секунду показались смешными белые волосинки в лимонно-желтых усах мужа, но потом стало еще грустнее. Она заметила, что глаза Глифа цветом напоминали осеннюю траву, побитую первым снегом.
— Я тебе все скажу, Рум, — проговорил он, обняв ее. — Все-все. Я боялся этого, но не хотел думать о нем. У меня есть двое коллег, с которыми произошло то же самое. Один из них, впрочем, тут же поменял место жительства. Рум, храбрись. Техники ошиблись и вместо того, чтобы сместить по фазе пустую комнату, сместили квартиру. Небольшая ошибка. В данный момент мы не существуем для всех остальных, мы вне времени.
— Как же тогда мы сюда вошли?
— Эффект проявляется позднее. Чудесный капкан для любителей природы.
— Глиф, — разрыдалась она, — до каких пор мы будем вне времени? Нельзя ли как-нибудь сигнализировать о помощи?
— Из этой комнаты, Румпа, мы никому не можем сигнализировать.
— А Лиметья как же?
— В течение трех дней она не сможет помочь нам. Подобные случаи еще редки и нет аварийной службы, — он снова обнял ее, и их сердца, слившись в одно, стали стучать в унисон.
Березовые листья в роднике чернели, река высыхала, раки скрывались в тине, сирень тут же повяла, снег стал серым и где-то близко закричал олень со сломанными рогами.
— Глиф, раньше мы ударялись о мебель и передачи кончались для нас преждевременно. Но мы хотя бы получали синяки только на теле.
— Только на теле?
— Может быть, это и не так, но сейчас мы как в тюрьме. Ты говоришь, что никто не придет нам на помощь. Это правда, Глиф? Ответь! Правда?
— Не кричи!
— А я не кричу! Все равно, кроме тебя, меня никто не услышит! Разве плохо нам было в общей комнате? Там по крайней мере мы могли тут же выпить стакан серебристого!
Он освободил ее от своих объятий и стал расхаживать по комнате в равнодушном зеленом свете.
— Глиф, ну что ты молчишь? Скажи, как поступили твои коллеги!
Избегая смотреть ей в глаза, алерк сказал:
— Да, мы нё первые, но и не последние. При этих темпах и этой бешеной гонке… Через три дня техники, которые сделали нам комнату, придут на проверку. Таков порядок.
— Целых три дня! — закричала Румпа. — И все эти три дня мы должны сидеть здесь, никого не видя, ничего не имея в этих искусственных джунглях! Три дня! Это…
Супруг прикоснулся к ее коленям, холодным как лед.
— Рум, скажи спасибо, что техники регулярно ходят на проверку. Они поменяют фазы и мы вернемся туда, откуда пришли, Рум. Все будет в порядке.
— Но за три дня мы с ума сойдем в этой пустой берлоге.
— Откуда ты знаешь? Надо терпеть, стиснув зубы. Всего-то три дня. Но подумай, Рум, через восемь суббот у нас снова будет сенсовидение.
Румпа всхлипнула и обняла Глифа, накрыв ему плечо своими безжизненно повисшими волосами, и заплакала.
В желанной комнате все еще ощущался юный запах снега — щедрый подарок Сенсотранслятора. В эту первую ночь постоянно струился тихий зеленый свет. На Планете Режимов сенсокиберам всех серий был дан отдых. Сложенные в ангары мертвыми штабелями, они ждали того часа, когда снова оживут миллиарды их сенсоров-глаз, разноцветных и сияющих, померкнувших и слепых, детских и зрелых.
Через трое суток и восемь суббот.
