К вечеру яхта украсилась ходовыми огнями. Белов приказал сбросить ход до половины, и, чуть довернув вправо, «Варяг» ушел от береговой линии, весь день маячившей по левому борту, продолжая тем не менее двигаться на запад, к Руяну. Хм. Если мы так и будем идти дальше, то к логову ушкуйников прибудем уже завтра к обеду…
С этими мыслями я и отправился спать. И уже устраиваясь в постели, под боком у сладко посапывающей жены, довольно подумал о том, что на своей яхте мне никакие правила приличия не указ, и спальня у нас с Ладой одна на двоих… Что тоже не может не радовать.
Утром меня разбудил не уже привычный, но от того не менее сладкий поцелуй Лады, а заполошный трезвон рынды и чей-то топот за дверью. Хотя почему чей-то? Можно подумать, что кто-то кроме охранителей Особой канцелярии умеет так нагло грохотать сапогами… Правда, я их вроде бы отучал от этой дурной привычки, иногда весьма вредной в их работе, но… кажется, у нас что-то случилось.
Поцеловав только что проснувшуюся от шума жену и наказав ей не выходить из каюты без моего разрешения, я быстро оделся и, не тратя времени на бритье, двинулся выяснять, у какого идиота родилась в голове мысль использовать рынду в качестве будильника, и кто надоумил охранителей заняться шагистикой под дверьми моей каюты…
– А, Виталий Родионович, доброе утро. – Едва я оказался в коридоре, из своей спальни выглянул сонный Грац. – Вас, верно, тоже разбудил этот грохот… Что случилось, не знаете?
– Даже не предполагаю, Меклен Францевич. – Пожал я плечами. – Вот, иду разбираться.
– Вот и славненько. – Покивал профессор. – Как выясните, не сочтите за труд, сообщите и мне о причинах столь ранней побудки, сделайте одолжение.
– Разумеется, профессор, – согласился я. Вот только что-то мне подсказывает, что как только Грац закроет дверь, он тут же рухнет обратно в постель и уснет, забыв о своей просьбе. Уж больно сонный вид был у нашего адъюнкта. Хм.
Оказавшись на палубе, я, недолго думая, взлетел вверх по трапу на мостик и, не заходя в рубку, остановился у комингса. Здесь дым стоял коромыслом. Явно не выспавшийся Белов, без кителя, вглядывался в огромную полупрозрачную панель, вделанную в стол, и, не сводя взгляда с сияющих на ней точек, линий и пунктиров, отдавал команды. Повинуясь им, рулевой бешено вращал штурвал то в одну, то в другую сторону, а еще один матрос, также следуя приказам капитана, судорожно дергал рукоять корабельного телеграфа. Команды вместе с матами лились из тестя рекой. Вот прозвучала еще одна, совсем мне незнакомая: «Пелена! Сброс обманки!» И сразу следом: «Самый полный вперед!» А потом полминуты тишины, и по ушам ударил довольно сильный взрыв где-то за кормой.
Белов отвалился от сияющей панели экрана и, вытерев пот со лба, повернулся ко мне лицом.
– Вот так-то, Виталий. Так и живем, – усталым голосом проговорил тесть.
– А что случилось, Бажен Рагнарович?
– Скорее уж, не случилось. – Слабо улыбнулся Белов. – Блуждающие мины. Подарочки от Нордвик Дан, так сказать. Пакостить по-крупному они опасаются, знают, что могут нарваться на ответ ушкуйников, а вот разбросать таких малюток с какого-нибудь нордвикского «купца» на торговом маршруте, да подальше от передающих телеграфных станций, это пожалуйста. Блуждающие мины, они на шум винтов реагируют. Заряд невелик, но лишить хода ушкуй или «торговца», вполне хватит. А нас такая «рыба» и вовсе ко дну пустит… М-да… Вот, дан мины сбросит, да в сторонке схоронится и ждет, пока какой-нибудь бедняга о них не споткнется. А дальше всё просто. Абордаж, корабль на дно, концы в воду. Так-то. Да только не вышло по его на этот раз. Спасибо защите вашей, уберегла. А от дана этого мы уйдем. Вряд ли его лоханка больше двадцати узлов даст…
