«Какая красота! Никогда раньше таких не встречал… а может, просто не обращал внимания… Что-то в ней есть. „Лица необщим выраженьем“», – промелькнула в голове тютчевская строка.
Владимир уже был готов направиться к незнакомке. С такими девушками на улице, конечно, не заговаривают, но вдруг произойдет чудо, и каким-то немыслимым образом она обратит внимание на простого архитектора, сраженного наповал ее – чем? – грацией, красотой, вкусом, гармонией?
Но произошло совсем другое. Пока Володя тщетно пытался подобрать нужное слово, чем же его поразила эта девушка, к ней вдруг подъехала машина. Оттуда вышел привлекательный (на взгляд Шапошникова, даже излишне привлекательный) молодой человек, одетый от Патрика Хельмана, и, торопливо открыв для барышни дверцу машины, помог ей сесть. Чудное видение тут же оказалось проглочено водоворотом движения.
Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат;
Он скрывает бескрылье утомленных плечей.
Ты ко мне не вернешься: предсказатель на картах
Погасил за целковый вспышки поздних лучей!
Услужливая память подбросила на редкость подходящие строки, но это еще больше раздосадовало нашего архитектора.
«Естественно, такая девушка не может быть одинокой. А я, как мальчишка, стою и расстраиваюсь из-за мимолетного видения. Видение прекрасно, а душа ужасна. Такое тоже может быть. Легко! Впрочем, какая бы она ни была, с этой девушкой ты больше никогда не увидишься. Надо настроиться на предстоящий разговор, Ромео! Ну надо же, сам от себя такого не ожидал. Видимо, старею, стал сентиментальным».
С этими мыслями Володя набрал нужный код и, дождавшись ответа, зашел в дом.
Шарль Эдуар Корбюзье был из тех знаменитостей, которые на самом деле интереснее своей славы. Нередко архитекторы становятся знаменитыми на склоне лет, это профессия мудрых. Знаменитый Ллойд Райт, безумно популярный в среде потенциальных заказчиков Владимира, построил тот самый вожделенный «дом над водопадом», который мечтает возвести на Среднерусской возвышенности каждый третий шапошниковский клиент, ни много ни мало в шестьдесят девять лет! Этот факт всегда радовал Владимира – есть еще время для раздумий и разбега…
О Шарле же всерьез заговорили, когда ему было меньше тридцати. Свой первый дом он построил в семнадцать. И с тех пор беспрестанно трудился, претерпевая всевозможные злоключения, трудности, провалы, иногда добиваясь успеха. Этим он и был интересен – все время шел вперед, не оглядываясь на неудачи, которые в конце концов становились его победами.
Неудачи… Одну из них он потерпел в 1925 году. Это случилось на парижской выставке L’Exposition Internationale des Arts Dйcoratifs et Industriels Modernes.
Тогда туда приехал один русский архитектор и сделал павильон, который произвел на всех оглушительное впечатление. Что-то непередаваемое. Четко высказанная новая архитектурная идея. Как все гениальное – это было абсолютно просто. Практически обычный стеклянный куб с диагональным ходом наверх. Павильон-то ведь небольшой, а такая диагональная лестница давала ощущение безграничности, непознаваемости с первого взгляда, делала простой интерьер сложным, многоплановым.
Русского звали Константин Мельников. Его павильон, по признанию прессы, стал гвоздем выставки и прямо-таки ошеломил Запад. Все думали, что после революции и Гражданской войны русским не до искусства, – а они оказались на голову впереди остальных.
Корбю, конечно, такого не ожидал. Он задумал свой павильон «Эспри нуво» как ударный. В целом выставка была традиционной – и Корбю думал эпатировать всех. Казалось, был готов беспроигрышный, говоря современным языком, пиар-ход – а тут пожалуйста! Советский павильон оказался и смелее, и новее. Именно он был в центре внимания.
Правда, Шарль повел себя мужественно, никоим образом не показав, что чувствует себя побежденным. Напротив, он организовал великолепный пикник для своих коллег, сказал, что вовсе не возражает, если будут приглашены участники выставки, о которых пишут все газеты, – русские.
Мельников искренне обрадовался приглашению. Ему было приятно ощущать особый к себе интерес, говоривший о широком признании его таланта.
