— Я, пожалуй, повторю, — пришла она мне на помощь. — Хотите еще «мартини»?
— Конечно, хочет, — ответил за меня Сайз. — Вы же иной раз употребляете, не так ли, мистер Лукас?
— Случается.
— Заказывайте напитки, Мэйбл, а потом передайте мне те материалы, что вы принесли с собой.
Тот, кто пишет колонку, которую, пролистав спортивные страницы, читает половина страны, может не беспокоиться о качестве ресторанного обслуживания. Мэйбл не успела поднять голову, как рядом с ней возник официант, всем своим видом показывая, сколь он рад обслужить дорогого гостя. Она заказала себе «манхаттан», мне — «мартини», затем достала узкий кожаный брифкейс, вынула из него папку в светло-желтых «корочках» и протянула Сайзу.
— Как к вам обычно обращаются, мистер Лукас? — спросил Сайз.
— Мистер Лукас.
— Я хочу сказать, они не называют вас Декатар, не так ли?
— Мама называла. Остальные в большинстве своем зовут меня Дек.
— Как студенческое общество, — вставила Мэйбл Синджер. — Когда я училась в университете Огайо, я входила в Дек. Держу пари, сейчас ничего такого уже нет. Господи, как давно это было.
Я предположил, что было это лет шестнадцать тому назад. Мэйбл Синджер и тогда отличалась крупными габаритами, умом и любила поразвлечься, но обычно оставалась без парня на уик-энд, если только ее подругам не удавалась упросить кого-нибудь из баскетболистов взять ее с собой. В свои тридцать семь или тридцать восемь она по-прежнему оставалась мисс Синджер и, считалась лучшим секретарем Вашингтона и самым высокооплачиваемым. Я знал, что высшие государственные чиновники не смогли нанять ее (не хватало денег), хотя такие попытки предпринимались неоднократно.
— Итак, вы думаете, что могли бы работать на нас? — спросил Сайз, не спеша просматривая содержимое папки, переданной ему Мэйбл Синджер?
— Не знаю. Мы еще не обговорили мое вознаграждение.
— Дойдем и до этого, — покивал Сайз. — Тут написано, что вам тридцать пять, вы разведены, ваша жена вновь вышла замуж, детей у вас нет, в долги вы не влезли, ваши соседи думают, что вы слишком много пьете, в вопросах морали вы можете и подвинуться, да еще принадлежите к таким странным организациям, как «Флейта Сакко и Ванцетти» и «Общество боевого горна».
— И где это все написано? — полюбопытствовал я.
— Вот здесь, — Сайз постучал пальцем по желтоватым «корочкам».
— А что это, черт побери?
— Ваше фэ-бэ-эровское досье.
— Дерьмо.
— Вы удивлены, что оно попало ко мне?
Я покачал головой.
— Нет. При ваших связях в этом нет ничего удивительного.
— Вам оно не очень-то нравится, не так ли?
— Оно мне совсем не нравится. ФБР собирает всяческий мусор. Не сортирует, а просто собирает, и он лежит, пока не начинает вонять.
— Согласен, — кивнул Сайз. — В своей колонке я именно так и писал. Не единожды. Но, нанимая кого-либо на работу, я пользуюсь досье ФБР. Экономлю время и деньги. На рекомендации я не полагаюсь. Ссылаются обычно лишь на тех, кто может сказать только хорошее, не так ли?
— Скорее всего, вы правы.
— Потому-то я и предпочитаю досье ФБР.
— Вы можете получить досье на любого человека?
— Практически на любого.
— Иногда оно может прийтись как нельзя кстати.
— Я не беру их домой, чтобы читать на сон грядущий, как Линдон Джонсон. И использую досье лишь когда, по моему мнению, полученные мною материалы подтверждают содержащиеся в нем сведения.
— По вашему, значит, мнению.
— Вы не считаете его безошибочным. Я про мое мнение.
— Все ошибаются, знаете ли.
— А вы?
— Я тоже.
— Но на свое мнение вы полагаетесь?
— Разумеется. А как же иначе?
— Вот-вот, — опять покивал Сайз, — именно так я и зарабатываю на жизнь. Полагаясь на свое мнение.
Официант принес полные бокалы, и он ополовинил свой, прежде чем мы углубились в этическую сторону моей будущей работы. Я не уверен, что Френк Сайз понимал, о чем, собственно, речь. Вполне возможно, не понимал этого и я.
— Почему бы тебе не сказать, что от него потребуется? — перевела разговор в деловое русло Мэйбл. — Для этого ты и пригласил его на ленч.
Френк Сайз улыбнулся. То была улыбка девятилетнего проказника, прилепленная к обрюзгшему лицу мужчины среднего возраста. Пожалуй, она бы порадовала собеседника, если бы не глаза. Глаза сводили радость на нет.
