— Шапку сними. Ну-у! Не хулиганничай. В клуб пришел.
Ленька потянул с головы фуражку. Не стоит спорить с Петром Дегтяревым. Его не переспоришь. Забормотал для порядка:
— Я-то что? Один я, что ли? Со всех снимай.
— А ты пример покажи. Комсомолец ты или кто?
Не мог Петр Дегтярев быть без дела. Раз его выбрали секретарем, значит надо действовать.
Дверь клуба отворилась, вошел председатель колхоза. На нем новенький, синего бостона костюм. Ботинки чистые. Седые волосы расчесаны на пробор. На шее синий галстук.
— Разве так танцуют, — сказал председатель с порога. — Так только гвозди в пол загонять...
Тырла притихла.
Председатель подошел к гармонисту.
— Ну-ка, давай вальс. Можешь?
— Могу, — обрадовался гармонист. Гармошка затянула бойко, с придыханием знакомый мотив «...Севастопольский вальс, золотые деньки».
Председатель прошелся немного по залу, кого-то высматривая. Дивчата попрятались за парней, поприжимались к стенкам. Председатель остановился против Марфы Дегтяревой, дальней родственницы Петра, птичницы. Характер у Марфы тихий, боязливый. Она и в клуб-то приходила просто так, поглядеть.
Председатель поклонился Марфе и протянул ей руку.
— Разрешите вас пригласить...
Марфа попятилась, прошептала только: «Ой, да ну...» И руки председателевой не взяла. Тогда председатель сам подхватил Марфу и закружил ее по залу. Марфа засеменила непривычными ногами, а потом ничего, приспособилась.
После Марфы председатель пошел кружить без передышки Машу Тинину. Маша умела танцевать все танцы.
Никто из дивчат уже не прятался и не жался к стенам, а некоторые даже подвинулись поближе к центру, чтоб стать на виду. Всем теперь хотелось потанцевать с председателем. Очень уж ловко у него это получалось.
И председатель потанцевал со всеми. Уходил домой распаренный, утирал лицо платком и улыбался. Сказал Петру Дегтяреву:
— Можешь считать, что танцевальный кружок приступил к работе. Вальс разучили, следующий на очереди краковяк.
Петр шел домой и все размышлял о событиях сегодняшнего вечера и все покачивал головой. «Дела-а... Скрылев сколько был председателем, пока не понизили за пьянство, ни разу в клуб не зашел, а этот танцевать вздумал, с Марфушкой...» Петр посмеялся вслух, громко.
Пришел домой — в избе темно. Позвал:
— Елена!
Тихо в избе. Еще раз:
— Елена! Председатель в клубе с Марфушкой вальс танцевал.
Опять тихо... И вдруг словно картошка с печки просыпалась, полетели вниз увесистые слова.
— Явился, хромой черт. Да чтоб тебя и вовсе-то не было. Чего тебе здесь? Хозяин... Черт навязался. Другой месяц изгородь не горожена. Печка не мазана стоит. А ему все собрания да вальсы. Нашелся активист.
— Ну, будет. Будет, сказано... Ну...
Слова всё сыплются. Много их там скопилось, на печке.
Петр похлебал молока, лег спать.
Утром встал в шесть, пошел в правление. В председательском кабинете уже сидит народ. Петр тоже сел, задымил махрой.
На стенах кабинета — бумаги. На бумагах — желтые столбики и цифры. Растет колхоз в Чеканихе. Председатель сидит за столом, и Петру видно, как он надежно обхватил ногами табуретные ножки. Колени у него широкие. Петр разглядывает председателя. Не первый день тот председательствует, а все интересно: непривычный он, новый для Чеканихи человек. Москвич. Тридцатитысячник.
Председатель щелкает на счетах и говорит:
— Строить надо. Лесу для начала нужно не меньше сотни кубов. Свинарник новый — раз. Гараж надо? Надо. Машин развелось восемь штук. Ясли. И так домов хотя бы десять поставить, для колхозников. Вон у Дегтярева изба на ладан дышит... А? — Председатель смотрит на всех разом так, словно ждет ответа, и ответ этот ему заранее приятен.
— Правление пора строить, — вставил Скрылев.
— Ну, это пока отложим. Под этой крышей еще можно править. Да... Так я думаю, Петра мы бригадиром пошлем в лес на делянку. Он теперь у нас комсомольский вожак — поднимает молодежь. Как ты, Петро?
— Если направите, я что ж...
— А как ребята?
— Я поговорю, у меня все согласные будут.
— Ну вот, давайте. Трактор с вами отправим. А то, я гляжу, его тут приспособили сено возить. Наложат на сани копенку и айда. Это не дело. Сено можно возить на лошадях.
