— Что же, Алексей Филиппович, — профессор потихоньку начал подводить нашу беседу к завершению, — рад знакомству. Я жду ваше прошение с пояснительной запиской, где вам надлежит в общих чертах изложить ваш замысел относительно диссертации, как и касательно предлагаемой вами методики обучения. Торопиться с этим не следует, но и сильно затягивать не рекомендую. Вы можете отправить прошение и записку почтой, либо подать мне собственнолично. Должен признаться, вы сумели меня заинтересовать, — он встал и протянул руку.
Из университета я уходил в самом прекрасном расположении духа. Наживку мою профессор Маевский заглотил, и теперь с крючка не сорвётся, так что диссертация моя, пусть я за неё ещё не садился, уже получила полезного сторонника. Опять же, проявив этакое самомнение, я наглядно показал Михаилу Адриановичу, что при всём моём к нему уважении он нужен мне именно как сторонник, без попыток взять надо мной не то что руководство, а хотя бы и просто шефство. И, если я хоть что-то понимаю, господин профессор эту мою заявку принял.
Зачем, спросите, вообще понадобилась мне эта самая диссертация? Ну как зачем… Став доктором артефакторики, я буду иметь право получить звание профессора, и пусть преподавать в университете я не собираюсь, лишним для моих планов оно в любом случае не станет. Кроме того, мне в скором времени кое-что от Московского университета потребуется, а получить что-то от университетского начальства учёному доктору намного легче, чем простому боярину. Ну да, такому вот простому-простому, проще аж некуда…
— У нас посетитель, — Варя дожидалась меня в маленькой приёмной. Дожидалась не одна, а в обществе господина, чью сословную принадлежность я сразу определить не смог. Но стоило визитёру представиться Иннокентием Антоновичем Смолиным, как я сообразил, что передо мной лицо свободных занятий. В самом деле, по одежде этого крупного и, как сказали бы в бывшем моём мире, представительного мужчину лет тридцати пяти можно было бы принять и за дворянина, и за успевшего освоить хорошие манеры купца, но скорость, с которой он поднялся с кресла, показывала, что человек явился ко мне просителем. Конечно, проситель может принадлежать к любому сословию, но благородные господа, как и купцы, выказывают почтение и желание нечто просить иначе, а будь он мещанином, назвался бы не Антоновичем, а Антоновым. Так что только лицо свободных занятий и никак иначе.
— Слушаю вас, Иннокентий Антонович, — сказал я, устроившись в кресле. И что, интересно, этому Смолину нужно? И с чего бы это Варенька не оставила его дожидаться меня в одиночестве?
— Я готов предложить вам свои услуги в качестве дворецкого, — с достоинством ответил он. — К сожалению, лишь временно. До конца июня будущего года.
— И почему же лишь временно? — удивился я. — Заодно, кстати, попробуйте убедить меня в том, что мне будет польза от такого временного работника.
— Извольте, ваше сиятельство, — Смолин поклонился с видом человека, знающего себе цену. — Это мой заработок — наладить в доме исправную службу, выучить себе помощника, который сможет заменить меня после моего ухода, и таким образом устроить прислугу в должном порядке, каковой так и будет поддерживаться далее. После службы в очередном доме я предпочитаю некоторое время отдыхать, не сильно ограничивая себя в удовольствиях и тратах. Жалованье я прошу немалое, но отрабатываю его сполна.
— Чем вы подтвердите ваши слова? — а самомнения Смолину не занимать. Впрочем, какой-то час назад я и сам поражал профессора Маевского чем-то подобным. Что ж, посмотрим, чем будет воздействовать на меня этот кандидат в дворецкие, даже интересно…
— Гимназический аттестат и похвальный лист, — на коленях Смолина появился солидного вида кожаный портфель моего же фасона, откуда и были извлечены бумаги. Так, гимназию Смолин закончил в Киеве, надо полагать, оттуда он и родом. Первые очки я ему уже записал — изъясняется правильно, безо всяких следов тамошнего простонародного говора. Оценки вполне неплохие, одарённости не выявлено, ладно, в данном случае это несущественно…
