Умер Эгава! Умерла подлинная гордость старой Японии, ее талант, даже гений, ее ум, энергия. Он ушел почти сознательно, как бы предугадывая появление нового поколения японских гениев, но не самоучек. Ученых, без которых одной старой гордостью Япония уже не может жить. Явятся люди нового поколения с разными знаниями, которые не будут, как Эгава, изобретать то, что уже давно изобретено.
Вечером прибыл Накамура. Долго говорили. Русские ушли чем-то обозленные. Не все, Путятин был добр и спокоен, как всегда. Передал письмо для Кавадзи-сама. Так, возвеличивая, адмирал всегда называл Саэмона.
Письмо доброе, почтительное. Обещает после окончания войны прибыть в Японию. Благодарит за все. Просит правительство заботиться о своих остающихся в Хэда трехстах моряках. Уверен, что Япония быстро двинется, за год или два, вперед, поэтому многие споры потеряют смысл.
Путятин хочет сказать, что через год или два не будут нужны пустые разговоры об отмене статьи о консулах. Япония уйдет вперед? Да? Может быть, через несколько лет у нас будет парламент? Отлично, Ота-сан будет членом парламента. Либералом или консерватором? У него заводы сакэ, он, может быть, откроет верфь, торговый дом Ота славится в Осака.
Шхуна «Хэда» построена и спущена, и это прекрасно, но это тоже тяжкий жестокий урок и упрек всем нам! Путятин ушел самовольно при нашем молчаливом лицемерии. Зачем же я не расстался с ним как с другом? Уехал Посьет. Жаль и больно... «Перелет фазанов» – темное дело... Монах скрылся у русских. Путятин испортил Японию? Увез ли он с собой на «Хэде» японского преступника? А разве это не наших же рук дело, не попытка лицемеров служить делу прогресса лицемерными средствами? И много подобных неприятностей почти ежедневно. Глупое и позорное дело с американскими семьями. За ними следили, как за паровым вражеским флотом. О кротких женщинах и об их детях губернаторам докладывалось в день несколько раз. Сегодня подробно сообщено Саэмону об американской красавице. Единственная отрадная, утешающая новость.
Теперь все западное японцам кажется более совершенным, чем свое. Жизнь западного мира представляется идеальной. Но когда присмотришься к западным людям, то отличаешь, что плохо, а что надо заимствовать.
Только об американской красавице не меняется мнение. Чем больше Кавадзи узнает о ней, тем она кажется прекрасней. Его тайный интерес походит на настоящую любовь. Когда что-то узнаешь о ней – волнуешься. Утром увидел в трубу, как она прошла с детьми по лугу. Сердце замерло, как у юноши.
Но еще удивительней и чудесней, что Саэмону кажется, будто и она ждет, испытывает такое же чувство, как он к ней. Да, Посьет ей что-то сказал перед отъездом, язык у него быстрый! Расхвалил меня напрасно, и, наверное, все преувеличил.
Чиновники опять старались угодить и сообщали сведения об американцах, полагая, что их доклады пробуждают ненависть Кавадзи. За день самураи приходили с новостями три раза. Накамура, как всегда, писал о своих делах из Управления Западных Приемов. Но почему о самих американцах пока ничего не сообщается? Они не выходят из храма. Не хотят встретить «семь врагов»?
Вечером Кавадзи дал распоряжение о посылке на другой день в Гекусенди лучших фруктов, мяса, рыбы, птицы, яиц, об оказании всяческого внимания и при этом велел узнавать новые подробности о замкнутой жизни обитателей храма Нефритового Камня.
Американскую красавицу теперь знала вся Симода. Она жила в затворничестве, но ухаживала за собой и детьми так, словно ежедневно у нее приемы и балы. Она ежедневно купалась и купала детей. Иногда вместе с двумя другими американками они купались в море, которое еще не готово для летних купаний, вода еще не «созрела», но им кажется тепло, совсем как простым матросам Путятина. И она совсем не стеснялась наблюдавших полицейских, словно это были декорации или камни. Американки плавали и подолгу ныряли, при этом американская красавица иногда плавала, размахивая руками, как мужчина. Ее младшая подруга, ныряя, как утка, тысячу раз, сохраняла свою прическу, блестевшую на солнце и скрепленную соленой водой. А потом все трое мылись в японской бане при храме и мыли детей. Иногда мылась беременная жена консула.
