Император нажал кнопку у двери, пандус втянулся в шаттл с громким механическим хлюпаньем. Потом повернулся к ликтору и сказал крайне кислым, лишь чуть-чуть приправленным сладостью тоном:
– Это выглядит так, будто ты пыталась манипулировать мной.
– Господин, я бы не осмелилась…
– На моем флагмане, моему адмиралу, среди моих людей. Точно ли «Эребус» – лучшее место, чтобы публично унижать своего императора, Мерси?
Она воззрилась на него. Гладкий холст ее лица сморщился и исказился от гнева. Ты-то думала, что десяти тысяч лет хватает, чтобы научиться владеть лицом, если тебе в принципе это нужно. Видимо, нет. Или Мерси не утруждала себя учением.
– Единственная, кто пытался манипулировать тобой, летит домой вместе с нами. В гробу, – выкрикнула она. – И не смей называть меня по имени при детях! Мы решили, что наши имена священны, мы позволили их забыть…
– Мерсиморн, – сказал император. – Ты не хуже меня знаешь, что скрывать собственное имя от своих праведных сестер странно. Кроме того, ты пытаешься поссориться со мной, чтобы я забыл о другом поводе для ссоры. Эта тактика годится для семейных скандалов.
– Ты почти на орбите Доминика, это самоубийство…
– Ты знаешь, почему я здесь, и мои причины не…
– Их можно назвать безумием, эгоизмом или…
– И кто же может их так назвать? И не рифмуется ли его имя с «Нерсинорм»?
– Оно рифмуется с «Навгустин», – высокомерно ответила святая радости.
Лицо императора Девяти домов вдруг осветилось, как будто на маленькой планете внутреннего круга наступил рассвет.
– Значит, ты снова разговариваешь с Августином из Первого дома?
Мерси воздела руки и замахала ими, будто доила огромную невидимую корову. Этого не хватило, чтобы выразить ее чувства, поэтому она села на другой ящик. Уперла подбородок в ладони. Рапира позвякивала под радужно-белым плащом при каждом движении.
– Мы разговаривали, – холодно и размеренно ответила она. – Всего девятнадцать лет назад, если ты помнишь. Даже если мы заговорим сейчас, это не будет иметь значения, поскольку разговоры и общение – разные вещи. И нет, я не готова общаться с существом, о котором ты говоришь. Тем не менее твои действия заставили меня заговорить с этим глупым червем в человеческом обличье, и я прибыла сюда, чтобы взять все в свои руки. – Он не успел ответить ни слова, как она продолжила: – Никто не отвечает на призывы Митреума. Вернись домой, пожалуйста!
– Но…
– Нас осталось трое, – просто сказала ликтор. – И я не уверена, жив ли третий.
– Он контролирует… – начал император и, кажется, хотел объяснить, что именно там контролируется, но тут заметил, что вы с Иантой сидите тихо, ожидая, когда эта жуткая беседа прекратится (ты), или отчаянно мечтая о подробностях (Ианта). Он положил свою маленькую сумку – ты в панике подумала, что она оказалась прямо на коленях у Тела. Она бесстрастно поглядела на него, потом, потрясенно, на сумку. Он сел на пол рядом со своим мрачным ликтором.
Дальше последовала беседа, больше похожая на стенографическую запись. В какой-то момент они просто пару раз пожали плечами. Он говорил слово, она отвечала совершенно другим словом, император кривился или резко возражал. Один раз резкое возражение имело вид усмешки, и ликтор отвернулась, проиграв этот раунд. Ты смотрела на двух людей, которые все обговорили тысячу лет назад. Это походило на разговор между ладонью и локтем, мозгом и сердцем – они обменивались электрическими импульсами. В какой-то непонятный момент они вернулись к нормальному разговору, и бог сказал:
– Я собирался подождать на «Эребусе», пока мы не узнаем точно, был ли запуск…
– Мне плевать, они это или нет! – шмыгнула носом святая радости Мерсиморн (теперь у нее было два совершенно неподходящих имени). – Это отбросы. Они ни на что не способны. Их лидер погибла почти двадцать лет назад. Надо правильно расставлять приоритеты.
– Но это же очевидно…
– Господин, вспомни, что стоит на кону! – сказала ликтор.
– До Митреума можно добраться только одним способом, – сказал бог с таким видом, будто вытаскивал последний кирпич из фундамента колеблющейся башни. – Будучи в здравом уме, я не могу взять ни одну из них в это путешествие.