В Тушино 1991-го года к общему веселью какими-то образом примешивалась нечеловеческая злоба. Концерт был открытым, и на поле набилось куча людей, которым, в общем-то, музыка была уже побоку. И привело их туда все то же чувство ущербности и стадности. Поэтому на концерте летали бутылки, вскрывающие черепа; милиционеры, которым только-только выдали дубинки, остервенело мочили подростков без разбора пола. Зачем-то были нагнаны солдаты, но основная проблема-то была в бесплатности входа. Смешались эйфория и глухая классовая ненависть, что дало свои негативные результаты и общий спад.
По сути, это отражало действительность и в неформальном мире. За все нужно было расплачиваться. А после 91-го года вход в неформальную культуру стал бесплатным, и подтянулись обыкновенные люди, отягощенные социальными комплексами. Конечно же, не без исключений, но в массе это были абсолютно деклассированные элементы, усилий которых хватило лишь на подражание «подражателям». Металлисты этих девяностых были настолько непрезентабельны, что многие тусовщики, увидев таковых, стали снимать с себя кожи, чтобы не стать на них похожими. Причем кожу стало носить не неприятно, а именно стыдно и позорно.
Когда в восьмидесятые я стоял в куртке с тремя значками, то понимал, что я такой один; и когда видел других людей в коже, это было взаимоотвисание челюстей. Это как лампочка Эдисона-Яблочкина. Идея, которая приходила в головы одновременно, но не каждый мог себе это позволить. Все зарождалось стихийно; и всегда были люди, предшествующие даже этим событиям.
Возвращаясь к корням хеви-металла, я очень люблю задавать вопрос – когда впервые люди увидели сложенные пальцы в металлистическом приветствии? Никакие не иностранцы, а наш советский режиссер Роу впервые в истории человечества отобразил сей феномен в фильме «Марья Искусница». Там был помимо бесподобного Милляра и пиратов главный отрицательный персонаж под позывными Водокрут Тринадцатый. Настоящий металлюга с зизитоповской бородой и длиннющим хаером в клепанном сюртучке. Так вот, именно он, подходя к волшебному зеркалу, складывал ручками «козы» и говорил: «Кривда бабушка, прямое окриви, кривое опрями…» Вот это и был самый настоящий русский народный хеви-металл. Это был 53-й год. Не какой-нибудь «Аце/Деце». Они уже предвидели всю эту пиратскую тему и культивировали персонажей в этом стиле. Тот же Бармалей. Поэтому у нас были такие же простые подходы как в русских сказках. Это потом все усложнилось; появились новые стили, фьюжн.
Да, еще отличительной особенностью того поколения неформалов была полная неуправляемость, основанная на полном недоверии власти. Многим это пошло на пользу, и они стали по-настоящему независимыми, а многие из-за этого сгорели. «Сгоревшим» понравился этот якобы выбор: куда хочешь записывайся. Хочешь, в новые русские; хочешь– в бандиты. И как бы друзья ни старались кого-либо остановить на этом опасном пути, все было бесполезно. Неформалы же мечтали быть одновременно в тусе и при бандитах, а другие– в тусе и при коммерсантах. Такое же раздвоение, что и в обществе в целом. Вседозволенность и подобострастное окружение делали свое дело, и люди сгорали. Женя Круглый горел, Ганс, Пузо, Лебедь, Гриша. Всех этих людей уже с нами нет. Был еще Андрей Мелкий, который все время за Саббатом ходил. Я даже не знаю, что с ним стало.
Было еще одно обстоятельство. Многие строили иллюзии по поводу Запада, и как только открылась возможность свалить из страны, многие тут же уехали. Большинство из этих людей уже вернулись, многие до сих пор возвращаются. Кто-то таким же, как и в детстве, кто-то– в наручниках.
Я всегда считал, что с возрастом люди становятся только хуже, только у всех это происходит с разной скоростью. Кстати, мой возраст был причиной того, что меня окружающие всегда упрекали, что я какой-то несерьезный и все время занимаюсь какой-то детской фигней. Матушка мне всегда говорила: вот женишься, тогда все. Потом вот в армию пойдешь– и все. А получается так, что я до сих пор хожу, покупаю эти пластиночки и мне это нравится…
