— Пора вставать, — сказал я слуге. — Гораций! Гораций!
Он и не думал просыпаться — продолжал храпеть. Бедный малый. Видно, он жутко устал. Наверное, полночи просидел, присматривая за мной. Хорошо, что пришла Реалла и сменила его.
Но, как бы то ни было, сейчас он был мне нужен. Чувство долга — это чувство долга, и мальчишке пора было узнать, что это значит. Когда я служил в армии, я то и дело недосыпал. К этому привыкаешь.
Я наклонился и потряс слугу за плечо.
— Гораций! — крикнул я. — Просыпайся!
Целую минуту я пытался его растрясти, и вот наконец он открыл глаза и сел. Вид у него был сонный и смущенный. Он широко зевнул.
— Простите, господин Оберон! — промямлил он, глядя на меня припухшими, обведенными черными кругами, глазами. — Видно, я заснул.
— Ты болен? — требовательно вопросил я. — Я тебя еле растолкал.
— Нет, лорд Оберон, — ответил он, еще разок зевнув. — Я все старался не заснуть, все смотрел на вас, чтобы ничего не случилось — все делал так, как лорд Эйбер велел.
Он охнул — наверное, вспомнил об угрозах Эйбера.
— Я очень ценю твои старания, — сказал я, — но тебе вовсе не обязательно было бодрствовать всю ночь. Со мной все в полном порядке, и чувствую я себя сегодня гораздо лучше.
— Вы на меня не обижайтесь, господин, но только вид у вас еще нездоровый.
— Дело не в том, как я выгляжу, а в том, как я себя чувствую.
— Ну да, господин. — Он растерялся. — Это вы меня сюда отнесли? А я и не помню, как заснул. Помню, что сидел на табуретке, на вас глядел…
— Не переживай. — Я улыбнулся, догадавшись, как все произошло. Наверное, Реалла сначала отнесла мальчика в кровать, а уж потом разбудила меня. И хорошо, что он уснул. Меня вовсе не надо было оберегать от хорошеньких женщин. — Все хорошо, — заверил я его. — Я тобой очень доволен.
— Вот спасибо-то, господин!
Похоже, Гораций испытал небывалое облегчение.
— А ты уже ходил по дому? Знаешь, как пройти в столовую?
— Знаю, господин.
— Одевайся. У тебя есть пять минут. Потом покажешь мне дорогу.
К счастью, завтрак тут был как завтрак, и подавали его в более или менее обычной комнате, и состоял он из более или менее нормальной еды. Правда, и здесь свет от ламп собирался под потолком, но к этой странности я уже успел привыкнуть. Она теперь казалось мне неотъемлемой особенностью этого дома, как и странные сочетания углов, диковинные для моего восприятия.
По всей вероятности, я сегодня поднялся первым. На буфетной доске стояли большие накрытые подносы, но к еде пока явно никто не притрагивался. Я начал открывать крышки и заглядывать под каждую из них. Примерно половину из приготовленных блюд можно было узнать с виду. Я положил себе яиц, пару отбивных из какого-то мяса и несколько маленьких медовых булочек. По одну сторону от подносов выстроились кувшины с охлажденными соками, но я знаком подозвал девушку-служанку и велел ей разыскать для меня бутылку красного вина, что она немедленно и исполнила.
Только я успел усесться во главе стола, как в дверях возник Эйбер.
— Доброе утро, — поприветствовал его я.
— Привет, — ответил он. — Плохо спалось?
— Почему все меня об этом спрашивают? — спросил я, имея в виду Горация и Порта. — Отлично спал. Лучше не бывает.
— А видок у тебя кошмарный.
— Но чувствую я себя лучше.
— Это славно.
Я подумал о Реалле и, спрятав улыбку, принялся жевать медовую булочку. Именно ей я был обязан своим быстрым выздоровлением. Ничто так не укрепляет дух мужчины, как любовь.
Я облизнул пальцы и сменил тему разговора.
— Ты отца видел утром?
— Он еще не вернулся, — сказал Эйбер. Он положил себе на тарелку несколько яйцевидных лиловых плодов, немного маленьких розовых ягод и добавил к этому какое-то блюдо, с виду напоминавшее сырную вермишель.
— Что? Ты точно знаешь?
— Точнее не бывает.
Я не мог в это поверить. Он должен был вернуться — разве не он послал ночью Реаллу ухаживать за мной?
А если это не он ее послал… тогда кто же?
Эйбер уселся за стол напротив меня. Настроение у него, похоже, было, как обычно, веселое и жизнерадостное.
— Он, должно быть, дома, — твердо проговорил я. — Наверное, ты его просто не заметил.
