— Значит, ты богиня… — проговорил я с улыбкой.
— Никакая я не богиня, милорд.
— Значит, ты притворяешься богиней?
От этих слов женщины обычно заливались краской, и Реалла не стала исключением. Розовая волна пробежала по ее шее и щекам. Краешки чудесных губ тронула усмешка.
— Вы очень любезны, милорд.
— Зови меня просто Оберон.
— Как прикажешь, Оберон.
Я с трудом сглотнул — во рту жутко пересохло — и попытался вспомнить хоть что-нибудь из того, что произошло ночью. Мы чем-то занимались? Я помнил, что ложился спать в гордом одиночестве. Реаллы рядом со мной не было. Последним, кто мне запомнился, был Гораций, усевшийся на табурет около моей кровати и вперивший в меня бдительный взор.
Я обвел комнату подозрительным взглядом, но мальчишки нигде не было. Куда же он подевался? Наверное, убрался к себе в комнатку, как только тут появилась Реалла. У него обычно хватало ума, чтобы понять, когда он мне нужен, а когда — нет.
И все же… как же так? Почему я ровным счетом ничего не помнил о том, что происходило ночью?
Я сдвинул брови и задумался. Да нет, пожалуй, я все-таки кое-что помнил. Почему-то сохранилось у меня смутное впечатление, будто она была здесь, рядом со мной… я помнил, как ее тело тесно прижималось к моему телу… помнил ее жаркие губы… как они сливались с моими губами, прикасались к моей груди…
Но призрачный образ истекшей ночи мгновенно исчез. В точности я не помнил ничего… и не мог откровенно утверждать, что Реалла пробыла со мной всю ночь. У моих воспоминаний был странный, спутанный привкус, как у полузабытого сна.
А может быть, я спал, когда мы занимались любовью? А может быть, просто был сильно пьян? Мне смутно помнилось, что я вроде бы выпил поднесенное Реаллой бренди…
А потом воспоминания отступили, и остались только мы двое, лежащие в постели. Реалла продолжала нежно гладить мое лицо и тереться щекой о мою грудь. Я обвил рукой ее плечи и притянул женщину ближе к себе. Мне было тепло и хорошо, и я надеялся, что это мгновение никогда не оборвется.
— Ты не такой, как другие из твоего семейства, Оберон, — сказала мне Реалла. — Ты добрый… и теплый… м-м-м…. И мне это так нравится…
— Я хотел спросить тебя о прошедшей ночи, Реалла… — пробормотал я и нахмурился.
— Ты ничего не помнишь, — проворковала она и негромко рассмеялась. — Я знаю. Не переживай.
— Я что, был настолько пьян?
— Немного пьян, пожалуй… но я дала тебе сонного зелья. А раньше, когда я подошла к тебе в первый раз, твоим сном владели демоны. Ты стонал, жаловался, что комната двигается, а еще кричал, что на нас напали…
— Страшные сны, — догадался я. — Кошмары. Галлюцинации.
— Да, Оберон. — Она вздохнула. — Ты говорил, что на нас напали адские твари… а меня называл Хельдой.
— Хельда! — От звука этого имени я вздрогнул всем телом. Хельда… Моя милая Хельда. Адские твари убили ее в Илериуме. Она стала ни в чем не повинной жертвой. Если бы не я, она бы сегодня была жива.
— Да, вот так и называл.
— Прости, Реалла, — пробормотал я, покопался в памяти, но почти ничего не вспомнил. — Я не помню…
— Тс-с-с, это не важно, — проговорила она и слегка поежилась. — Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.
— Конечно. — Я нежно поцеловал ее в лоб. — Спасибо тебе.
— Не за что. — Она намотала на длинный острый ноготь завиток волос у меня на груди. Это прикосновение показалось мне очень чувственным. Исходившие от нее ароматы — ее собственный и запах ее духов — окутали меня, словно облаком. Я глубоко дышал, и голова у меня шла кругом. — Мне было велено приглядывать за тобой, — продолжала Реалла. — Ну… вдруг бы тебе чего-то захотелось…
— А чего? Чего угодно?
Она улыбнулась в ответ, и я, прочитав в этой улыбке призыв, поцеловал ее губы, щеки, веки. Ее длинные ресницы затрепетали и пощекотали мою кожу, будто крылышки пойманного мотылька.
— А теперь? — прошептал я. — Как думаешь, чего мне больше всего хочется теперь?
— Вот этого.
Она вдруг приподнялась и поцеловала меня долгим и страстным поцелуем. Я без промедления ответил ей взаимностью и крепче прижал ее к себе. В это мгновение я послал далеко-далеко и свое семейство, и Владения Хаоса. Сейчас я желал Реаллу так же сильно, как она меня, а все остальное не имело никакого значения.