С тяжелым сердцем выступил Дмитрий Александрович к Дмитрову. На подходе к городу привели к нему дозорные посланных от супротивной стороны боярина с отроком.
— Кто такие? — спросил, хмурясь, князь.
— Я тверской боярин, Александр Маркович, князь, а се есть сыновей>1 твой, Михаил Ярославич.
— А-а, Миша,— потеплело в глазах князя.— И ты на дядю решил идти?
— Мы с миром, Дмитрий Александрович,— поспешил пестун опередить княжича.
— С миром? — усмехнулся князь.— А сами эвон к сече исполчились.
— То бережения ради, Дмитрий Александрович, и ты, чай, не с вениками пришел. Мы посланы, чтобы убедить тебя вступить в переговоры.
— Что ж, я не против,— отвечал, помедлив, князь.
— Как сговоримся? Где встречу назначим?
— Давайте меж нашими полками, в чистом поле и безоружными. От вас — Святослав, Данила и посадник. От меня — я и два ближних боярина.
— А мне можно? — неожиданно спросил Михаил.
— Тебе? — улыбнулся наконец князь.— Конечно, Миша. Прости, что я тебя опустил. Ты, чай, ныне самая безгрешная сторона.
Встречу назначили на следующий день, определив ей небольшую возвышенность. Однако уже вечером московские ловчие, погнавшись за вепрем>10, наскочили на переяславский дозор. Но те, узрев вепря, поворотили его на москвичей и помогли загнать и добить. Мало того, вместе освежевали его, разложили костер, нажарили свежатинки и за общей трапезой договорились до того: «Драться меж собой нам ни к чему, ежели князьям надо, нехай цокнутся, как эвон, мол, князь Мстислав с Редедей».
Мизинные, черные людишки быстро общий язык находят, особенно за трапезой.
Князья съехались на поляне лишь на следующий день к обеду. Не доехав друг до дружки на полет стрелы, спешились и, оставив коней коноводам, стали сходиться пешими. Все, как сговаривались, были безоружными, хотя и в бронях.
— Здорово, брат,— еще подходя, приветствовал Данила Дмитрия.
— Здравствуй, Данька.
С достоинством поклонились друг дружке и остальные. После приветствий и вопросов о здоровье заговорил первым Святослав:
— Дмитрий Александрович, дошел до нас слух, что ты рать сбираешь на нас. Вот и решили мы сесть на коней да попытать поле.
— Ты, князь Святослав, валишь все с больной головы на здоровую. Али не знаешь, что Андрей учинил? Мало татары зла натворили на Руси? А он вдругорядь их звать побежал.
— Оттого и побежал, что ты дружину сбираешь.
— А как мне без нее быть? С кем я должен вот таких гостей, как вы, встречать? С боярами вот этими?
Переговоры шли туго, князья более попрекали друг дружку старыми обидами, что на сердце накопилось. Посадника, вздумавшего вмешаться в прю, Дмитрий осадил сразу:
— А ты молчи, Семен. Ваш Новгород, что порченая девка, вчера меня на стол звал, а ныне под Андрея лег. Дед Ярослав Всеволодович не зря вас в узде железной держал. Вам и отец мой, князь Невский, не в дугу был, хотя вас и от шведов и от немцев заборонил. Чем же Андрей вас ублажил? Молчи. Татарами вас припугнул, славяне и в порты наложили.
— Ну, допустим,— вмешался Святослав,— от татар у нас у всех портки мокрые были, а у тебя, Дмитрий Александрович, так мокрее и вонючее всех. Эвон аж за Варяжское море>1 учесал. А мы тут расхлебывали.
— Но не я ж начал-то.
— Сейчас поди узнай, кто начал. Давайте решать сегодняшнее дело: драться или мириться?
— Но вы-то куда склоняетесь?
— Мы с Данилой к миру.
— А новгородцы?
— А куда они денутся?
— Чего теперь молчишь? — взглянул князь Дмитрий на посадника,— Говори.
— Да я что, я бы рад, так вече приговорило на рать-то, не я,— закряхтел Семен Михайлович.
Все понимали, отчего кряхтит посадник. Послан-то воевать, везти Новгороду добычу — коней, пленных, имущество какое-нито. А явится с пустыми руками. Ясно, что не поздоровится ему на вече.
— Что твое вече,— заговорил Святослав,— вон твои славяне с москвичами да переяславцами до полуночи в лесу пировали.
— Как?
— А так. Съели вепря, хлеб переломили и приговорили: пущай, мол, князья дерутся, раз у них кулаки чешутся.
— Это что? Правда? — удивился и Дмитрий Александрович.
— А зачем мне врать? Поспрошай дозорных своих, что у ручья стояли.
— Вот сукины дети!
— А по-моему, так умные дети.
