Поскольку газетчик был профессионалом, он решил посмотреть, как это выглядит изнутри – оделся соответственно, загримировался, сел на оживленном углу в центре города и положил перед собой шляпу.
Ему подавали – сначала мало, а потом все больше и больше – журналист был от природы остроумным человеком и умел облекать благодарность за подаяние в очень занимательные формы.
Букально на третий день он стал необычайно популярен. Народ специально проходил по этому перекрестку и бросал в шляпу монетку, чтобы выслушать его ответ.
Короче говоря, уже через неделю журналист понял, что перекрыл свой месячный доход в газете.
А вот что с ним было потом – я запамятовал.
Впрочем, Харитонычу до него явно было далеко, судя по гастрономическми предпочтениям инвалида – хлеб и дешевая рыба.
Да и не дали бы тут ему развернуться, обладай он даже талантами английского писаки – мафия не дремлет, и конкуренты не простили бы успеха...
Поскольку Харитоныч не просматривался, я решил немного пошляться вдоль канала – когда-то еще мне предоставится случай побывать в легендарном Тамбове.
Несколько небольших церквей вкупе с кафедральным собором мирно уживались на небольшом пространстве вместе с памятниками знаменитым землякам и разнообразным деятелям революции – своеобразный скульптурный плюрализм.
Новые веяния выражались в наличии евроотремонтированных магазинов и двух приятных на вид банков.
Проходя мимо, я изучил рекламу «Цна-банка» и пришел к выводу, что с игрой в финансовые пирамиды в этом городе еще как следует не боролись.
«Цна-банк» предлагал двести процентов годовых с выплатой премии и еще массой разнообразных приманок.
Неужели до сих пор клюют на такое?
Посмотреть бы на этих простаков!
Вдалеке послышался характерный скрип.
Я всмотрелся в направлении Коммунальной улицы, спускающейся к набережной и засек каталку с восседавшим на ней стариком, заросшим по глаза густой бородищей, заляпанной чем-то темным возле рта.
Инвалид приближался ко мне, равномерно отталкиваясь деревянными колодками от мостовой.
Движения Харитоныча были похожи на работу автомата -настолько они были размеренны, а его облик – отстранен от окружающего и безучастен.
Фигура старика слегка тряслась в ритме его движений, и стук дерева об асфальт лишь усиливал впечатление чего-то неестественного.
Харитоныч уже приблизился к месту, где улица изгибалась в довольно крутом спуске, асфальтовым ручейком сползая к парапету набережной.
Я ожидал, что инвалид сойдет с трассы и переместится на траву газону, по которой ему будет гораздо удобнее спускаться к своему шатру под дубом.
Но Харитоныч обманул мои ожидания.
Каталка чуть приостановилась на самом спуске, угрожающе накренилась и, обреченно обвалившись, понеслась вниз, набирая скорость с каждой секундой.
Такое я видел только в фильме «Броненосец Потемкин» -знаменитый эпизод с колясочкой, которая катится – сначала медленно, неуверенно, а потом все быстрее по ступеням знаменитой одесской лестницы.
Но в фильме испуганный младенец, понятное дело, орал, а вот Харитоныч умудрялся сохранять небывалое спокойствие, решившись на столь рискованный кульбит.
Тележка с седоком пронеслась в нескольких сантиметрах от меня – я едва успел отпрыгнуть в сторону.
Каталка, дребезжа и подпрыгивая, сверкнула своим железным основанием, а Харитоныч едва не задел меня своей седой бородой.
Его необычайно светлые голубые глаза были устремлены куда-то вдаль, словно старик не замечал, какая опасность ему угрожает – каталка должна была через секунду со всего размаха врезаться в парапет.
Раздался тупой звук удара железа о бетон.
Каталка так и осталась стоять возле парапета, осыпав изрядное количество штукатурки, а Харитоныч, выброшенный из своего средства передвижения, пролетел около метра, рухнув на газон к моим ногам, словно Джеймс Бонд, катапультировавшийся из своей знаменитой машины.
Я подбежал к старику, который недвижно возлежал на траве среди редких осенних цветов и нагнулся над верхней – другая просто-напросто отсутствовала – частью его тела.
И только теперь я понял, что за темный след был виден мне издали на бороде Харитоныча.
